Борис Дубин - Слово — письмо — литература

Разные подходы к определению «литературы» Тодоров рассмотрел позднее в статье «Понятие литературы» (1975). Ее русский перевод см.: Семиотика. М., 1983. С. 355–369.

См. о ней в статье «Литература как фантастика: Письмо утопии» в настоящем сборнике.

Из последних работ об этих оптических метафорах — посредниках самопонимания см.: Ямпольский М. Между непосредственным и опосредованным // Художественный журнал. 2000. № 32. С. 9–12.

Иное, неклассическое понимание литературы дает и другую панораму фантастики. В знаменитую и много раз переиздававшуюся «Антологию фантастической литературы» (1940, рус. перевод — 1999), составленную Борхесом вместе с Сильвиной Окампо и Адольфо Бьоем Касаресом, входят образцы от Петрония и Рабле до Кортасара и Бьоя Касареса, включая, кстати, Китай, Тодоровым вовсе не затронутый. В другой борхесовский компендий, «Руководство по фантастической зоологии» (или «Книгу воображаемых существ», 1957, рус. перевод — 1997), наряду с Одрадеком Кафки, животными, придуманными Э. По или К. С. Льюисом, чувствующей статуей Кондильяка и гипотетическим животным Лотце, включены отрывки из зоо-, орнито- и дендрологических обзоров флоры и фауны США и Чили, а мифография Аполлодора соседствует здесь с антропологией Фрезера.

Работа написана в середине 1980-х гг.; опубликована (в доработанном виде) только в 1993 г. в: Что мы читаем? Какие мы?: Сборник научных трудов. СПб., 1993. С. 16–37.

Имеется в виду государственный эксперимент по организации альтернативной системы массового книгораспространения — получения дефицитных книг в обмен на сданную макулатуру. Эксперимент образцово описан и проанализирован А. Г. Левинсоном: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–83.

На оси частного — общего (скажем, индивидуального — социетального) можно группировать собрания, допустим, так: общее хранение общего достояния (типовые домашние библиотеки «макулатурных» и т. п. книг, аналог телевизора); общее хранение частного достояния (личные коллекции и архивы в государственном хранении); частное хранение частного достояния (личные архивы и библиотеки «архивного» типа).

Об аксиоматике письменной культуры из работ последнего времени см.: Goody J. The logic of writing and the organization of society. L., 1986; Pattison R. On literacy. Oxford, 1984.

О типах жилья, формирующихся и воссоздаваемых в отечественной истории, см.: Социологические исследования в дизайне. М., 1988. С. 96; о социальном зонировании домашнего пространства см.: Гражданкин А. И. Групповое и межгрупповое взаимодействие в сфере быта // Социологические исследования в дизайне. М., 1988. С. 50–66; см. также: Бодрияр Ж. Система вещей. М., 1999.

Стекло (и в частности, одностороннее, зеркальное) — идеальный материал для обозначения границы своего и чужого, внутреннего и внешнего. Она подчеркивается и снимается им одновременно, что соединяет значения прозрачности (доступности взгляду) и отделенности (дистанции для обозрения). В промышленную эпоху стекло становится универсальным эквивалентом всякого рода покрывал, занавесей и других способов выделения зон повышенной значимости, незаменимым в этом смысле музейным и выставочным оформительским материалом.

Для более специализированного анализа стоило бы разделить как различные коммуникативные посредники (и, соответственно, индикаторы различных социальных, в том числе семейных, структур и отношений) — вещи, книги и приборы, выделив среди последних, как это делает А. И. Гражданкин, масскоммуникативные механизмы общего действия приемно-передаточного типа, без подсистем памяти (телевизор, радиоприемник), и избирательные запоминающе-воспроизводящие устройства индивидуальной адресации (магнитофон, видео). Далее можно связывать их с различными фазами и формами урбанизации и социализации.

Стекло (зеркало) и здесь выступает идеальным материалом: не вбирая пыль — «время», — оно выявляет ее наличие, позволяя своевременно устранять; если в отношении прозрачности оно символизировало культуру как социальность, то в данном значении приравнивается к белизне, отсылающей, по крайней мере в европейской культуре, — к вне- или надчеловеческой чистоте «природного» либо «запредельного».

См. об этом: Левинсон А. Г. Старые книги, новые читатели // Социологические исследования. 1987. № 3. С. 43–49.

«Выставочная» посуда или книги в стенке, как и экспонаты музея, подчиняются запрету на дублетность: они должны представлять «уникумы», хотя являются продуктом массового производства.

В определенных условиях (скажем, при последовательной изоляции и блокировке культуротворческих сил) подобные оценки могут стать орудием в чисто идеологической борьбе между различными подгруппами и слоями самих последователей: например, отбирающими и интерпретирующими, в этом смысле формирующими наследие группами литературной критики, педагогической интеллигенцией, с одной стороны, и воспитуемым, обеспечиваемым населением — с другой. Культурный инструментарий, выработанный в одних условиях и по одним поводам, находит применение в других руках и обстоятельствах для иных целей.

См.: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Библиотека как социальный институт // Методологические проблемы теоретико-прикладных исследований культуры. М., 1988. С. 292–293.

Массовый характер этих образований определен, с одной стороны, в плане социального взаимодействия — идеологией и основывающейся на ней практикой доминирующих, обеспечивающих и воспитующих инстанций. Однако воплощен в этом и момент самосознания, идеологического самоопределения, известный в европейской истории: так, Г. Зиммель обнаружил его в пореволюционных социальных движениях конца XVIII — начала XIX в., когда «практическими отношениями власти» овладели «классы, сила которых заключалась не в очевидной значимости индивидуальных личностей, а в их „общественном“ бытии» (цит. по: Ионин Л. Г. Георг Зиммель — социолог: Критический очерк. М., 1981. С. 34).

См. о ней в: Schwartz В. Queuing and waiting. Chicago; London, 1975.

Рецензия была опубликована в: Новый мир. 1993. № 3. С. 240–243.

Статья уточняет и развивает некоторые идеи, сформулированные мной ранее в работе: Дубин Б. В., Толстых В. А. Слухи как феномен обыденной жизни // Философские исследования. 1993. № 2. С. 136–141.