В. Козлов - Колумбы российских древностей

Поступления оригинальных рукописей из таких хранилищ происходили официальным путем через местное гражданское и духовное начальство за денежные и другие виды пожертвований. Таким способом были приобретены рукописи из московского Покровского монастыря, монастыря близ местечка Вербилово под Полтавой, Старицкого, Слуцкого монастырей, из Полтавской духовной семинарии, витебской Благовещенской церкви и др. [95] Среди рукописей, приобретенных из этих хранилищ см.: ГБЛ, ф. 256, д. 277, 365, 434.

Около полутысячи оригинальных рукописей составляли собрание Румянцева. Трудно представить, какая судьба ожидала все эти памятники, но совершенно ясно, что для многих из них она не была бы счастливой. К этому же следует добавить и еще одно важное обстоятельство: сам подбор оригинальных рукописей в собрании оказался очень удачным. Коллекция представляет собой гармоничное сочетание исторических, лингвистических, литературных, художественных памятников русской и славянской книжности XII–XVIII вв., многие из которых оказались в древнейших из сохранившихся списков. В подобном подборе рукописных книг решающую роль сыграли Востоков, Григорович, Калайдович, Строев, Малиновский и другие сотрудники Румянцева, не только разыскивавшие и покупавшие их, но и дававшие им всестороннюю научную оценку.

Уже в петровское время в России происходил перелом в отношении к вещественным памятникам прошлого: осуществлялись первые археологические раскопки, появлялись собрания древних предметов, монет, предпринимались их регистрация и описание [96] Разгон А. М. Охрана исторических памятников в России: XVIII — первая половина XIX в. — В кн.: Очерки истории музейного дела в СССР. М., 1971, вып. 7, с. 292–308. . Историки XVIII в. не раз использовали археологические памятники для подтверждения своих исторических заключений, но прошло еще немало времени, прежде чем все такие материалы были признаны полноправными историческими источниками, по отношению к которым стали применяться специальные методы изучения. Историко-источниковедческое и даже искусствоведческое отношение к вещественным памятникам пробивало себе дорогу сквозь понимание их исключительно как драгоценностей, редкостей, имевших немалую денежную стоимость. Золотые вещи, находимые в Сибири, классические древности недавно присоединенного Причерноморья долгое время заслоняли древнерусские археологические и вещественные источники.

И вдруг роем посыпавшиеся в конце XVIII — начале XIX в. находки. Да какие! Мусин-Пушкин приобретает древнерусскую монету — сребреник князя Ярослава, найденный среди церковных привесок на иконе в Киеве; в коллекцию собирателя Буше попадает еще одна древнерусская монета — златник Владимира, затем становятся известны другие экземпляры этих монет. Проносится слух о находке в крепостных стенах Серпухова «кожаных денег», глухие сведения о существовании которых в Древней Руси были известны из письменных источников. Под Черниговом выкапывают великолепно изготовленный золотой амулет с русской надписью, а в районе Рязани — целый клад золотых вещей. Открываются курганы, камни с надписями, кресты, фундаменты древних строений. Предприимчивые торговцы привозят на ярмарки из разных мест целые мешки монет — русских, татарских, византийских.

Попытки осмысления этих находок все чаще давали возможность объяснять многие неясные вопросы древнерусской истории. «Появление черниговской золотой вещи, — писал Калайдович, — произвело сильное влияние на умы наших археологов. Знак благоприятный! Любовь к исследованиям сего рода, столь давно знакомая просвещенным иностранцам, и благородна и похвальна! На усилия наших почтенных ученых мы смотрим с должным уважением и из самих ошибок извлекаем соответствующую пользу» [97] ГПБ, ф. 328, д. 100, л. 4. .

В начале XIX в. польский историк З. Я. Доленга-Ходаковский, живший в России, призывая к изучению дохристианской истории славян, заявил о необходимости расширения традиционного круга памятников за счет археологического материала, данных топонимики, фольклора, языка и других источников. «Сбережем, — писал он в 1818 г., — случайные, но довольно нередкие открытия, какие делаются в земле, — эти разные небольшие статуэтки, изображения, металлические орудия, посуду, горшки с пеплом. Сосчитаем и точно измерим все большие могилы… Охраним от уничтожения надписи, начертанные на подземных скалах… Снимем планы с местностей пользующихся давней известностью. Узнаем все названия, какие деревенский люд или его лекарки в разных краях дают растениям, соберем сколько возможно песни и старые гербы. Опишем главнейшие обряды» [98] Цит. по кн.: Пыпин А. Н. История русской этнографии. СПб., 1891, т. III, с. 76. .

Фейерверк планов и энтузиазм, с которыми выступил Доленга-Ходаковский, встретили горячую поддержку в рядах сотрудников Румянцева. Предложенная им программа археологических, этнографических и фольклорных разысканий в ходе специальной экспедиции, серьезно заинтересовала и графа, но «в возбуждении охоты канцлера», как выразился Евгений Болховитинов, на финансирование ее осуществления Доленга-Ходаковский не преуспел. Причиной этого явилось, скорее всего, недоверие Румянцева не к замыслу польского археолога, а к авторитету его исполнителя, несправедливо считавшегося многими современниками смешным чудаком. К тому же, после того как Доленга-Ходаковский на средства, выделенные русским правительством, все-таки приступил к осуществлению своего плана, выяснилось, что, например, Калайдович и Кеппен, мнениями которых граф дорожил, не согласны с некоторыми гипотезами польского ученого.

Речь шла об отношении к так называемым городищам — остаткам древних укрепленных поселений или городов. Доленга-Ходаковский считал эти археологические памятники, повсеместно встречающиеся в России и других странах, местами славянского языческого культа. По его мнению, составив карту городищ, можно было установить территорию расселения славян в дохристианское время. Взгляды Доленги-Ходаковского получили широкую известность в России и вызвали большой интерес к городищам. Регистрацией, описанием и даже раскопками их занялись и члены кружка: Калайдович — в Подмосковье, Рязанской и Владимирской губерниях, Кеппен — во время своего путешествия по славянским странам, а Румянцев через Арцыбашева и местную администрацию — в Казанской, Смоленской, Гомельской, Витебской и других губерниях. В результате к 1822 г. кружок имел в своем распоряжении сведения о нескольких десятках этих памятников. Обобщил эти данные в своей книге о рязанских древностях Калайдович [99] Калайдович К. Письма к Алексею Федоровичу Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии, с рисунками найденных там в 1822 году древностей. М, 1823. .