Нина Мечковская - Социальная лингвистика [таблицы в рисунках]

Влияние одного языка на другой иногда принимает особые формы. Например, отношение говорящих к языку, к его стилям, диалектам, к просторечию, т. е., говоря шире, языковые идеалы и вкусы говорящих могут формироваться под влиянием такого рода представлений в другом социуме. Эта зависимость проявляется в типологическом сходстве нормативно-стилистических систем соответствующих языков (см. с. 39–48). Так складывалась близость римских стилистических традиций к древнегреческим (эпохи эллинизма); церковнославянских к византийским; русских (карамзинско-пушкинской поры) к французским. При этом условием стилистического влияния оказывается не географическое соседство и даже не сосуществование во времени (ср. древнегреческий и латынь), но культурно-идеологическая близость двух социумов.

В современном мире возрастает взаимодействие языков без непосредственных территориальных контактов — в условиях так называемого "культурного двуязычия". Массовые заимствования проникают в языки "сверху": через переводчиков, журналистов-международников и вообще всяких других людей, владеющих престижным чужим языком, в результате международных культурных, научно-технических, спортивных, туристских контактов.

Широкими каналами межъязыковых влияний служат информационные агентства ранга "Ассошиэйтед Пресс", "Франс Пресс", "Пренса Латина", "Рейтер"; пресс-центры при крупных конференциях, фестивалях, спортивных соревнованиях, ярмарках и т. п., поставляющие информацию и "полуфабрикаты" различных жанров для органов массовой коммуникации во многие страны.

Таким образом, языковой контакт — это предельно широкий класс языковых процессов, обусловленных разного рода взаимодействием языков.

Античность, средние века, эпоха Возрождения не знали исторического подхода к языку. Зримые изменении оценивались как "порча" языка, нежелательное отклонение от образцов.

Сравнительно-историческое языкознание [106]впервые показало, что язык есть вечный процесс, и поэтому изменения в языке — это не аномалии, а способ его существования. Концепции истории языка, созданные в первой трети XIX в. старшими компаративистами (братья Август и Фридрих Шлегели, Вильгельм Гумбольдт, Август Шлейхер), опиравшиеся на естественно-научные представления о развитии и целостности организма, настоенные на немецкой классической философии и романтической идеологии, отличает теоретическая устремленность, глубина и яркость мысли.

Никогда позже за исключением, может быть, концепции Н.Я. Марра, не создавались столь смелые теории, в которых было стремление найти единый закон в истории разных языков. Вместе с тем никогда исторический процесс в языке и различия между языками не трактовались так субъективно-метафорически и резко.

Никогда позже в языкознании исторические исследования не были так тесно связаны с лингвистической типологией — ее фундамент заложили именно компаративисты "первого призыва".

Создавая морфологическую типологию, они стремились к ее исторической интерпретации, т. е. к тому, чтобы представить типы языков как стадии единого исторического процесса формирования языков мира (этот процесс иногда называют глоттогонией или глоттогоническим процессом, от греч. glótta — язык и gonos — рождение).

Лингвистическая типология изучает типы (разновидности) строения языков безотносительно к их родственным связям и ареальным контактам.

В морфологической типологии (а это хронологически первая и наиболее разработанная из типологических классификаций) принимаются во внимание, во-первых, способы выражения грамматических значений и, во-вторых, характер соединения в слове его значимых частей (морфем).

В языках мира существуют две основные группы способов выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и 2) аналитические . Для синтетических способов характерно соединение грамматического показателя с самим словом (в этом мотивированность термина синтетический [107]); таким показателем, вносящим грамматическое значение "внутрь слова", может быть окончание, суффикс, приставка, чередование звуков ( теку — течет — поток ), изменение ударения ( но́ги — ноги́ ) и некоторые другие средства. Общей чертой аналитических способов является выражение грамматического значения за пределами слова, отдельно от него — например, с помощью предлогов, союзов, артиклей, вспомогательных глаголов и других служебных слов, а также с помощью порядка слов и общей интонации высказывания [108].

В большинстве языков есть и аналитические и синтетические средства выражения грамматических значений, однако их удельный вес бывает разным. Например, в русском языке синтаксическая функция существительного выражается прежде всего падежными окончаниями (т. е. синтетически), поэтому порядок слов относительно свободный, ср.: Ваня встретил Машу и Машу встретил Ваня . Однако иногда, сравнительно редко, окончания разных падежей совпадают, и тогда используется аналитическое средство — порядок слов. Например, в предложении Бытие определяет сознание только порядок слов указывает; что бытие — это подлежащее, а сознание — дополнение; при изменении порядка слов изменятся синтаксические роли существительных, а значит, и смысл всего предложения, ср.: Сознание определяет бытие . Рассмотренный случай демонстрирует достаточно обычную для русского языка пропорцию синтетических и аналитических средств грамматики: синтетические способы используются чаще, однако есть и аналитические возможности.

К языкам синтетического строя принадлежат все славянские языки (кроме болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь, литовский, якутский, немецкий, арабский, суахили и многие другие. Языки с развитым словоизменением, которое сопровождается чередованиями ( речь, изрекать, прорицать, пророк ), иногда называют флективными [109]

К языкам аналитического строя относятся все романские языки, болгарский, английский, датский, новогреческий, новоперсидский и многие другие. Аналитические способы в этих языках преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические грамматические средства. Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтетического выражения грамматических значений (как в китайском, вьетнамском), в XIX в. называли аморфными (бесформенными), т. е. как бы лишенными формы.