Мария Черняк - Массовая литература XX века: учебное пособие

✓ «При взгляде на эту комнату с лежащим посередине на полу трупом старой женщины почему-то возникала ассоциация с Достоевским. Убийство старухи-процентщицы. Хотя убитая, по предварительным данным, ростовщичеством не занималась и ломбард на дому тоже не устраивала. Более того, обстановка в большой квартире в «сталинском» доме свидетельствовала о достатке и аристократических корнях хозяев» (А. Маринина. «Иллюзия греха»).

✓ «В понедельник 13 мая 1876 года в третьем часу пополудни, в день по-весеннему свежий и по-летнему теплый, в Александровском саду, на глазах у многочисленных свидетелей, случилось безобразное, ни в какие рамки не укладывающееся происшествие» (Б. Акунин. «Азазель»).

К началу XXI в. перед исследователем раскрывается широкое и многоуровневое пространство отечественной массовой литературы – от женских детективов, разрушающих гендерные стереотипы (А. Маринина, Д. Донцова, Е. Вильмонт и др.), до образцов социального распада и примеров «мужских» боевиков с обилием немотивированного насилия (Д. Корецкий, Ч. Абдуллаев, Д. Доценко и др.); от исторических ретро-романов, стилизованных под образцы литературы XIX в. (Б. Акунин, Л. Юзефович, А. Бакунин и др.), до вымышленных миров русского фэнтези (М. Успенский, М. Семенова, Н. Перумов, С. Лукьяненко и др.). Такое разнообразие массовой, «формульной» литературы связано с важными социокультурными процессами, при которых общество, в силу разных причин, не довольствуется только образцами высокой культуры, а нередко и принципиально дистанцируется от элитарной литературы.

Массовая литература воспринимается как «сфера для преднамеренного снижения, как выход из сложных социальных связей и условностей, из многочисленных скреп официального этикета, высокой морали, строгой нравственности, или, иначе, движение «от идеала» [Химик, 2000: 243]. В период социальных перемен, ломки стереотипов, стрессовых обстоятельств возникает новая ситуация теоретического осмысления нового объекта исследования, построения его универсальной модели.

Установка на массовое потребление заставляет литературу использовать специфические средства художественной изобразительности, особый эстетический код. Стремление обозначить полярные явления художественной литературы («массовая», «низовая», «коммерческая», «тривиальная», «формульная», «беллетристика», «паралитература» – «элитарная», «высокая», «серьезная», «классическая», «настоящая») приводит к тому, что определения, выступающие как синонимические, на самом деле представляют различные понятийные ряды, учитывая в одном случае успех у широкого читателя, в другом – художественные достоинства сочинений [Акимова, 2002]. К началу XXI в. с появлением так называемой мидл-литературы происходит явная трансформация этих прежде устойчивых понятийных рядов, обнаруживаемая в творчестве В. Пелевина, В. Залотухи, А. Королева, А. Слаповского и др.

Актуализация интереса к феномену переходных эпох и специфике «массового человека» в текстах разного эстетического достоинства, убеждает в том, что формы массовой литературы в перспективе стоит рассматривать как «альтернативные, конкурирующие с «высокими» способы символической репрезентации и разгрузки единого комплекса проблем» [Дубин, 2003:9]. Анализ разножанровых произведений массовой литературы XX в. позволил рассматривать массового человека как культурный феномен переходных эпох, обладающий способностью к бесконечным внешним изменениям и повторениям одновременно.

В переходные периоды, как правило, резко интенсифицируются две противоположные культурные традиции: с одной стороны, элитарное искусство, «ориентированное на усложнение языка, поиск новых, порой изысканных, форм, который бы позволил выбиться к новым сферам духовного бытия, а с другой – искусство демократическое, ориентированное на массовые формы художественного мышления и восстановление памяти о первичных, исходных духовных ценностях» [Лейдерман, 2002].

Исследование художественных принципов, свойственных переходным эпохам, дает основание говорить о неравномерном развитии разных типов и разных пластов культуры. Кризисная ситуация отразилась в литературе на всех уровнях: в попытках создать новую концепцию человека, новую модель мира, в изменении эстетических координат, в трансформации жанровой иерархии, в создании специфического языка переходной эпохи. Кризисное и экспериментальное состояние литературы коррелирует с более общими процессами, переживаемыми современной культурой в переходный период ее развития.

В XX в. отечественная литература трижды оказывалась в условиях перехода. Энергия переходного литературного периода, столкнувшего разные эстетические системы, стремительный темп исторических преобразований требовали адекватного и по сюжетному, и по стилистическому воплощению текста. Среди эстетических экспериментов, существенно повлиявших на развитие литературы, важное место для выяснения генезиса массовой литературы XX в. принадлежит беллетристике начала века (А. Вербицкая, Л. Чарская, М. Арцыбашев и др.) и авантюрному роману 1920-х гг., представленному большим количеством разных по художественному уровню и оригинальности произведений.

Выявление причинно-следственных связей в генезисе массовой литературы XX в., рассмотрение ее как необходимого звена литературного процесса XX в. и феномена социокультурных тенденций помогают обнаружить не только ментальные доминанты каждого типа культуры (начала XX в., 1920-х гг. и рубежа XX–XXI вв.), но и повторяемые архетипические модели. Рубеж века и тем более тысячелетия воздействует на культуру своей сакральной уникальностью. Обнаруженный повтор событий и фактов дает возможность говорить о философии рубежного мышления как историческом и эстетическом феномене.

Обращение к феномену переходных эпох свидетельствует, что актуализация массовой литературы в эти периоды обусловлена общей размытостью всех основных эстетических категорий и критериев социокультурного развития, а также ценностно-смысловой неопределенностью культурной семантики в целом. «Культуры пограничные неизменно являются особенно восприимчивыми к идущим извне влияниям и в то же время ревниво оберегающими свою самобытность. Этой особенностью объясняется столь характерное для них постоянное колебание между двумя полярными тенденциями: охранительной и космополитической, «всемирной отзывчивостью» и сохранением традиций, сочетание которых и является не только естественным, но и единственно возможным для подобного типа культур динамичным фактором их развития» [Багно, 1996: 420]. Поиск современными писателями различных путей сближения массовой и высокой литературы, ярко и многозначно проявившийся в мидл-литературе, созвучен общим тенденциям переходности. Ведь смещение границ между гетерогенными, предельно контрастными явлениями, смысловая, идейная, образная размытость служат задачам оптимального перехода от одной литературной и культурной парадигмы к другой.