Любовь Чурилина - Актуальные проблемы современной лингвистики. Учебное пособие

Психоакустический модуль

Речемыслительный процесс

Фонетико-фонологический модуль

Фонетическое слово

Экспонент слова

Куликова И. С. Современные проблемы лингвистики // Программы дисциплин подготовки магистра филологического образования. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2004. С. 5.

В качестве одного из примеров рассмотрим статью А. Рейчлинга [Reichling 1961], который утверждает, что про меня, очевидно, нельзя сказать, чтобы я «симпатизировал такому „менталистскому монстру“, как „innere Sprachform“ [внутренняя форма языка (нем.). – Прим. перев.]». В действительности же работа, которую он обсуждает, является совершенно явно и сознательно менталистской (в традиционном, а не блумфильдовском, смысле этого слова – то есть, является попыткой построить теорию мыслительных процессов) и, более того, она может быть вполне точно охарактеризована как попытка развить гумбольдтовское понятие «формы языка» и его следствий для когнитивной психологии, что, несомненно, должно быть очевидно любому, кто знаком и с Гумбольдтом, и с последними работами по порождающей грамматике <...>.

Я не буду рассматривать здесь рейчлинговскую критику порождающей грамматики. Процитированное замечание является всего лишь одной иллюстрацией его полного непонимания целей, интересов и специфического содержания работы, которую он обсуждает, а его обсуждение основано на таких грубых искажениях данной работы, что здесь едва ли требуется какой-либо комментарий.

Работая в рамках данного подхода, мы рассматривали бы семантически неоднозначный минимальный элемент как состоящий из двух различных лексических единиц; таким образом, два синтаксических описания могли бы различаться только в том, что они содержат различные члены пары омонимичных морфем. [Тем самым, в данном случае одинаково трактуются полисемия и омонимия. – Прим. перев.].

В данном примере слово good «хороший» может интерпретироваться либо как входящее в состав сложной наречной группы how good «насколько хорошо», либо как определение в составе именной группы good meat «хорошее мясо». – Прим. перев.

В данном примере последовательность was being disregarded может интерпретироваться либо как глагольное сказуемое с формой прогрессива прошедшего времени в пассиве was being disregarded «не принималось во внимание», либо как именное сказуемое с бытийным глаголом was «было, являлось» и именной частью being disregarded = «состояние, когда кого-либо не принимают во внимание». – Прим. перев.

В данном примере первое различие интерпретаций связано с тем, что в последовательности stop drinking глагольная форма drinking может интерпретироваться как заполняющее либо валентность на ситуацию («прекратить что сделать»), либо валентность прямого дополнения («останавливать кого») у глагола stop «прекращать; останавливать». Второе различие связано с тем, что наречная группа after midnight «после полуночи» в каждом из двух случаев может по смыслу относиться как к ситуации «выпивания», так и ко времени, когда полиции был отдан приказ. – Прим. перев.

Вероятно, данный вопрос можно разъяснить, рассмотрев примеры следующего рода. Так, например, вполне разумно изучать семантику в отрыве от фонологии или фонологию в отрыве от семантики, поскольку, как кажется на данный момент, между системой фонологической и семантической интерпретации отсутствует какое-либо нетривиальное соотношение, и семантические соображения не могут играть какой-либо значимой роли в фонологии, а фонологические соображения – в семантике. Аналогично, кажется вполне обоснованным разрабатывать теорию синтаксической структуры без каких-либо исходных понятий сугубо семантической природы, поскольку, на данный момент, нет причин полагать, что априорные семантические концепты играют какую-либо роль в определении организации синтаксического компонента грамматики. С другой стороны, было бы абсурдно изучать семантику (и аналогично, как мне кажется, фонологию) в отрыве от синтаксиса, поскольку синтаксическая интерпретация предложения (и аналогично, его фонетическая интерпретация) существенным образом зависит от его глубинной (и, соответственно, поверхностной) структуры. И было бы абсурдно разрабатывать общую синтаксическую теорию без приписывания абсолютной решающей роли семантическим соображениям, поскольку, очевидно, необходимость обеспечивать семантическую интерпретацию является одним из основных требований, которым должны удовлетворять структуры, порожденные синтаксическим компонентом грамматики. Обсуждение данных вопросов см. в [Chomsky 1957; 1964; Lees 1957; Katz, Postal 1964] и многих других публикациях.

Обсуждению этих вопросов в современной лингвистике уделялось слишком мало внимания. В результате по поводу них возникло немало путаницы, а многие догматические утверждения провозглашались и неоднократно повторялись без какой-либо попытки доказать или подкрепить их серьезными аргументами. Эти проблемы важны; пока на какой-либо из этих вопросов не может быть с уверенностью дан ответ, неопределенная позиция, которую занимает лингвист, может иметь важное влияние на характер выполняемой им работы.

Причина этого крайне проста. Выбор дескриптивно адекватной грамматики для языка L всегда во многом недостаточно определен (имеется в виду, для лингвиста) данными из L. Другие релевантные данные могут быть привнесены путем изучения дескриптивно адекватных грамматик других языков, но лишь в случае, если у лингвиста есть объяснительная теория только что описанного типа. Такая теория может получить эмпирическую поддержку в случае, если она производит дескриптивно адекватные грамматики для других языков. Более того, она заранее предписывает форму грамматики L и процедуру оценки, которая ведет к выбору этой грамматики, при наличии данных. Таким образом, она позволяет данным из других языков играть роль в подтверждении грамматики, выбранной в качестве эмпирической гипотезы относительно говорящих на L. Такой подход вполне естественен. Следуя ему, лингвист приходит к выводу относительно говорящих на L на основе поддержанного независимо предположения о природе языка в целом – то есть предположения относительно той общей «faculte de langage», которая делает возможной усвоение языка.

Протороли и роли соотносятся, скорее всего, как смыслы и значения.

Эхоической (по аналогии с иконической для зрительного восприятия) некоторые авторы называют такую память, которая обеспечивает более или менее точный образ-слепок звукового сигнала, существующий лишь очень недолгое время – 2 – 3 сек – сразу же после принятия сигнала <...>.