Надежда Лекомцева - Взаимосвязи отечественной и зарубежной литератур в школьном курсе

Конечно, следует учитывать при этом известное упрощение учащимися действительного положения. Так, замечание «в исторических произведениях зарубежных авторов меня привлекает описание людей» только внешне свидетельствует о стремлении «расширить кругозор»: главное, конечно, в изображении человека. Можно привести и прямые высказывания о «человековедчес-ком» значении для учащихся зарубежной литературы: «…в современной зарубежной литературе меня интересует духовный мир людей, чем они живут, о чем думают», книга зарубежного автора предпочтительна, «если в книге затрагиваются интересующие меня в данный момент вопросы, поднимаются какие-то проблемы насущные», если она «помогает лучше представить мир людей» и т. п.

Наконец, интерес к нравственным качествам человека, интерес оценочный и пристрастный – именно та этическая сторона восприятия иностранной литературы, которая должна занимать нас в наибольшей мере: «Гамлет» Шекспира. Непримиримость к подлости, свободомыслие. . меня очень поразило»; «Джек Лондон и Мопассан. Первый дал немного романтики, второй – знание смысла и понимание жизни»; «Шпион» Купера. Показан характер человека, отрекшегося от личного счастья и славы во имя свободы своей Родины»; «Данте. Показал глубину души человека». И еще и еще множество подобных высказываний. Конечно, многие из них не поражают глубиной проникновения в идейное содержание произведения, но это лишь аргумент в пользу необходимости и целесообразности руководства со стороны учителя внеклассным чтением учащихся.

Некоторая часть ответов учащихся прямо вопиет о такой необходимости. Влияет ли чтение книг зарубежных авторов на духовный мир? «Не задумывалась никогда серьезно над этим вопросом. На первый взгляд кажется, что нет. Возможно, что плохо знаю зарубежную литературу, мало читала ее».

В пользу осмысления проблемы воспитательного воздействия зарубежной классики и более полного использования ее воспитательного потенциала нацеливает анализ высказываний старшеклассников на вопрос: «Открыл ли для вас кто-нибудь из иностранных писателей нечто новое в реальной жизни, отношениях между людьми, в сути и ценности человеческого существования?» Анализ ответов 186 десятиклассников, посещавших в 1978/79 учебном году подготовительные курсы при московских технических вузах, дал следующую картину (речь шла отнюдь не только о «программных писателях»). Осознание собственного духовного роста под влиянием чтения отмечали 64 % отвечавших, отсутствие духовного воздействия —18 %, неясность, неопределенность ощущения высказали 18 %.

Очень знаменательно, что при такой прямой постановке вопроса учащиеся прежде всего начинают сами сравнивать два мира, две системы человеческих отношений: «Ценность человеческой жизни – наиболее часто встречающийся вопрос у Лондона, Цвейга, Золя. В нашей советской литературе человек в большинстве случаев красив и морально и духовно. У зарубежных писателей все иначе»; «Мне кажется, что новое открыли многие. Больше всего – Шекспир: красоту поэзии, любовь к ней. Драйзер – отличие в положении человека в капиталистических странах. (Читая, все время невольно сравниваешь.) Джек Лондон – понятие о трудной и полной борьбы за существование жизни».

Зарубежная классика становится инструментом духовного самосознания и, следовательно, самовоспитания (например: «Бальзак и Шекспир. Помогли частично разобраться в себе»).

Очень важна сама направленность нравственно-эстетического воздействия зарубежной классики, изучаемой в школе. Выше мы рассмотрели некоторые особенности воздействия иностранной литературы, обращение к которой не ограничено школьной программой. Сходные данные были получены при анализе ответов выпускников, изучавших в школе зарубежную литературу (117 человек из разных школ Москвы, 1980 г.). Если в первом случае ощущение духовного обогащения от знакомства с иностранной литературой испытали 64 % учащихся (при «свободном», «избирательном» чтении), то выразить свое отношение к героям «программных» произведений Фаусту, Чайльд-Гарольду, Горио, Журдену смогли 66 %. Но при ближайшем рассмотрении из тех, кто изучал зарубежную литературу в школе, 34 % оказываются совершенно безучастными по отношению к изученному. Только 24 % выражают эмоционально окрашенное и относительно подробно высказанное отношение к текстам и их героям, остальные же 42 % в ответах ограничиваются репликами типа «нравится – не нравится», «положительное – отрицательное». Обилие оценочных характеристик типа: «Я хорошо знаю Фауста, и отношение у меня к нему отрицательное»; «Не особенно хорошее»; «Отношение сравнительно сносное»; «Хорошее»; «Не очень хорошее»; «Мне очень нравится Фауст»; «Журден – глуп»; «Ловкие люди»; «Фауст – идеал»; «Журден мне противен»; «Фауста жалко», – предположительно можно объяснить недостатками освоения материала в процессе изучения зарубежной литературы.

Наиболее частые ответы из этой серии склоняются к такому типу: «Отношение слишком сложное и не понятное мне самой. На бумаге изложить затрудняюсь»; «Горио – этого я вообще не знаю, а к остальным неясное». Разумеется, немало и серьезных, продуманных суждений, свидетельств интереса, увлеченности и понимания, но о типах таких ответов речь уже шла выше.

Итоги изучения зарубежной классики оказываются еще менее результативными, когда мы оцениваем их не по характеристике учащимися произвольно выбранных произведений или героев изучаемых в школе книг, а по отношению к творчеству «программных» писателей в целом (разумеется, в объеме, который обязана дать и вправе требовать школа).

Смелость, самостоятельность, критичность суждений проявляются у старшеклассников, когда они постигают многообразие связей и их многозначность в произведении искусства, невозможность абсолютной, навеки закрепленной его трактовки. На факультативных занятиях в IX классе учащиеся знакомились с драмой Шекспира «Ромео и Джульетта». Живая реакция на события пьесы характеризовала общее отношение школьников, они быстро и правильно ориентировались в коллизиях пьесы, раскрывали отношения действующих лиц, решительно истолковывали смысл пьесы и выявляли авторскую позицию. Но вот был задан вопрос, ответ на который требовал не только знания текста и эпохи, но и умения привести в соответствие собственную нравственную позицию с пафосом пьесы: «Прав ли Шекспир, утверждая, что «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»?» Учащиеся не обратили внимания на некоторую некорректность вопроса, прямо зазвучавшего из глубины веков в нашем времени, и попытались ответить на него без всяких предварительных уточнений. Интересно, что учащиеся, лучше усвоившие текст, далеко не всегда давали наиболее продуманные ответы. Для многих авторитет Шекспира оказался столь высоким, что они с порога отмели всякие сомнения в единственности занятой им позиции во все времена, не задумываясь и над тем, что суждение, исполненное поэтической экспрессии, подчас довольно далеко отстоит от логически точного результата работы мысли.