Надежда Лекомцева - Взаимосвязи отечественной и зарубежной литератур в школьном курсе

При сопоставлении рассказов «Цветы запоздалые» и «Плетельщица стульев» была предложена следующая схема:

1. Как отразилась в новелле Чехова эпоха 80-х годов? Что мы можем сказать о социальных отношениях во Франции в связи с рассказом Мопассана?

2. В чем состоит общность тем двух новелл?

3. Сравните начало двух новелл; как вводит нас в повествование Чехов, как это делает Мопассан?

4. По каким признакам можно сравнивать характеры Топоркова и Щуке?

5. В чем трагичность любви Маруси и плетельщицы стульев?

6. Сравните супругу Щуке и жену Топоркова. Какими художественными средствами пользуются Мопассан и Чехов в описании портретов этих женщин для выражения их внутренней сущности?

7. Как в конечном счете решают проблему человеческой любви на фоне буржуазных отношений Чехов и Мопассан?

Сравнивая произведения, учащиеся еще раз пытаются и для себя решить проблемы человеческой привязанности и черствости, преданности и эгоизма. Убеждение, что денежный интерес как основа жизни иссушает человеческую душу, лишает ее высоких радостей бытия, оказывается эмоционально подкрепленным, разрушающее воздействие буржуазных отношений на самые тонкие, трогательные и значимые проявления личности становится очевидным.

«Меня поразили черствость души Щуке, жадность его и эгоизм» – читаем мы в одной из работ. «В своей новелле Мопассан описывает Щуке низким, жадным, подлым», – говорится в другой. «Власть денег, нажива уже с детства и навсегда растлили душу этого человека», – утверждает автор еще одного сочинения.

Образ Топоркова воспринимается как более сложный, учащиеся снисходительнее к этому герою, сожалеют о его незадавшейся жизни, его угрюмом духовном умирании: «Всеохватывающая любовь Маруси духовно возрождает Топоркова и заставляет его по-новому взглянуть на жизнь»; «Любовь Маруси воскресила доктора Топоркова, открыла и в нем чувства любви и сострадания»; «Топорков нашел в себе силы победить свою заскорузлую черствость».

Маша и плетельщица стульев вызывают у школьников чувство острой жалости, сочувствия и вместе с тем гордости за способность к безмерной и безответной любви. Финал же обоих рассказов еще раз воспринимается как доказательство губительного воздействия мира денег на личность: «И Чехов и Мопассан показали в своих новеллах, как губит душу человека власть денег, корыстолюбие»; «Буржуазное общество уничтожает доктора Топоркова»; «Щуке не тронула ни любовь бедной девушки, ни ее смерть».

Контактные связи – безусловно, наиболее часто встречающийся в практике школьного преподавания тип межлитературного воздействия. Нередко он идентифицируется с понятиями «влияние» и «восприятие», но такое представление является искаженным и однобоким. Художественные произведения «так же, как идеи, пройдя через границу, меняют свою функцию, следовательно, свой смысл и историческое значение» [117]. Таким образом, принадлежность к определенной национальной культуре есть фактор, неизбежно трансформирующий любое воспринимаемое явление иноземной литературы, поскольку это последнее вписывается в качественно совершенно иное культурное обрамление. «…То, что Пушкин заимствовал фразу у Шенье, или сюжет у Ирвинга, или мотив у Шатобриана, может играть такую же роль, как то, что он «заимствовал» «мотив» победы Петра над шведами под Полтавой из истории» [118].

Восприятие творчества зарубежного писателя в каждой стране – это факт общественного сознания данного народа, а значит, факт истории литературы воспринимающего народа. Каждый гениальный художник испытывает необходимость обращения ко всем богатствам, накопленным до него и закрепившимся в лучших образцах мировой литературы. Необычно обширен круг интересов Гёте: Шекспир и Байрон, Вольтер и Распе, немецкая народная песня и сербский эпос, китайская, персидская поэзия. Немецкая литература, античность, поэзия Ближнего Востока не только воспринимаются Гёте, они по-своему знаменуют и различные этапы его литературного творчества.

К произведениям Шекспира, Гёте, Байрона, французских классицистов в разное время обращается Пушкин, творчески перерабатывая художественный опыт предшественников, он способствует становлению русской национальной литературы.

Исторически воспринятое творчество иностранного писателя становится в некоторых случаях органической частью духовной атмосферы страны, элементом ее литературы. Так, например, воспринималось в XIX веке русскими читателями творчество Диккенса и Теккерея, которое заняло как бы промежуточное место между творениями Гоголя и книгами Достоевского и по-своему даже связывало их в одном потоке реалистической литературы. Европейский реализм конца XIX и первой половины XX века немыслим без усвоения творческих достижений Достоевского и Л. Толстого, воспринятых как величайшее достижение в художественном постижении человека и общества.

Н.Г. Чернышевский находил вполне естественным рассмотрение творчества того или иного иностранного писателя в рамках истории родной литературы, если только переводы его произведений стали заметным событием в развитии отечественной литературы.

Воспринимаются обычно те элементы творчества, особенности и характерные приемы художественного мышления, которые соответствуют спонтанным потребностям самой национальной культуры и в определенной мере уже существуют в ней. В таком взаимодействии решающую роль играют общий уровень культурного развития наций, развитие общественной мысли, особенности господствующих эстетических взглядов и концепций.

Каждая национальная литература, видимо, отбирает из мирового литературного процесса то, что вызывается острыми потребностями общественной мысли, соответствует состоянию социальных отношений и объективно способствует их развитию, то, что оказывается существенным для собственно литературной ситуации в стране – «воспринимающей» или с наибольшей полнотой проясняет облик страны – «передающей». Характерно замечание Белинского о том, что даже и тогда, когда прогресс одного народа совершается через заимствования у другого, он тем не менее совершается национально, иначе нет прогресса.

Закономерность и социальная обусловленность избирательного восприятия определенных произведений иностранной литературы, понимание творчества отдельных авторов подготавливаются всем предшествующим общественным и литературным развитием воспринимающей страны. Потребность в «идеологическом импорте» (В.М. Жирмунский) для русской литературы всегда вызывалась и обусловливалась на протяжении XIX века ростом демократических настроений. Отсюда Байрон и Шиллер, например, понимались русским читающим обществом исключительно как борцы против тирании, всяческого гнета, примирения с действительностью.