Коллектив авторов - Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие

Огромное место в романе занимает символика воды – реки, дождя, слёз. Знаменитое сравнение («люди как реки») следует понимать не только как «диалектику души» и психологическую концепцию Толстого, но и в сакральном смысле: в Евангелии «вода, текущая в жизнь вечную» – вера, в даосской философии вода – символ прощения и смирения. «Вода во всех одинакая», – утверждает автор «Воскресения», как бы наломиная о христианском братстве или о буддийском принципе «Это ты» (в другом человеке надо видеть себя). История Катюши и Нехлюдова начинается с символических сирени, лунного света и ледохода на реке, а заканчивается переправой через реку – в новую жизнь – мотив, встречающийся и в «Войне и мире» (князь Андрей уходит в иную жизнь на берегу Волги).

В 80-е и 90-е гг. Толстой создаёт такие шедевры, как «Холстомер» (1885), «Смерть Ивана Ильича» (1886), где причиной гибели героя послужило символическое падение с лестницы, «Крейцерова соната» (1889), «Дьявол» (1890, опубликован после смерти Толстого), «Отец Сергий» (1889–1898, повесть опубликована после смерти писателя, считавшего её незаконченной), «Хозяин и работник» (1895).

В «Смерти Ивана Ильича»решается самый важный не для «хороших», а обычных людей вопрос: есть ли надежда для блудного сына, забывшего про Отца и Его заповеди? Страх смерти преследует героя, пока он считает «хорошей» свою жизнь. Вот, по Толстому, источник смертного ужаса таких людей, как Иван Ильич. Именно осознание того, что жизнь его была «ужасная», потому что бессмысленная, является причиной того, что для Ивана Ильича становится не страшна смерть. Есть, значит, спасение не только для святого, а и для заблудшего, если он покается, хотя бы за час до смерти.

«Смерть Ивана Ильича» приобрела особую популярность в мире в связи с развитием философии экзистенциализма. Особенно много параллелей проводят между «Смертью Ивана Ильича» и философией М. Хайдеггера. Рассказы А.Н. Апухтина «Между жизнью и смертью», Т. Манна «Смерть в Венеции», И. Бунина «Господин из Сан-Франциско» тоже восходят к произведению Толстого.

Повести «Крейцерова соната», «Дьявол», «Отец Сергий» объединяются темой любви, ревности и борьбы со страстями. Толстой предостерегает человечество от абсолютизации и идеализации того, что полной гармонией не является, а является тем большим уродством, чем больше люди отводят этому места в жизни. Современность показала, как он был прав: в восприятии читателей Позднышев (герой «Крейцеровой сонаты») занял место между Отелло и Гумбертом из набоковской «Лолиты».

Рассказ «Хозяин и работник» – трагический итог толстовской художественной экзегезы, наполненной эсхатологическим смыслом. Его метафорический смысл, истолкованный и автором и многочисленными исследователями, казалось бы, ясен: Хозяин – Бог, все люди – его работники, однако нельзя недооценивать и пророческий оттенок рассказа. Особенно его апокалиптическую деталь – чернобыльник (полынь).

Созданные в XX в. произведения Толстого можно объединить мифологемой ухода, хотя она, пусть менее явно, присутствует и в его раннем творчестве. Мотив инициации как перифраз волшебной сказки о поиске невесты и испытаниях героя на этом пути, усиленный особым пасхальным звучанием рассказа «После бала»(1903, напечатан после смерти автора), роднит это произведение с трилогией и «Казаками». Название, соотносимое с временной границей, чертой, может быть истолковано и в сакральном смысле, как покаяние после соблазна и греха. Толстой «символически разыгрывает свой вариант перехода от язычества к христианству» (А.К. Жолковский.), от масленицы к посту и покаянию.

Рассказ построен на контрасте эпизодов бала и «после бала», что подчёркивается антитезой света и тьмы, чёрного и белого, даже Востока и Запада. Особая роль принадлежит музыкальному контрасту, а также излюбленному толстовскому мотиву птицы (пера) как откровения свыше (Варенька даёт герою перо от веера), мотиву волшебного теллурического помощника (кузнец), чуть ли не перекликающегося с гоголевской мистикой ночи перед Рождеством. Действие рассказа происходит в «чистый понедельник» и накануне его, несомненны и другие переклички толстовского рассказа и бунинского «Чистого понедельника», как бы подхватившего прозвучавший в последних произведениях Толстого призыв России к покаянию в преддверии ещё более страшной эпохи.

В высшей степени современно звучит осуждение тоталитаризма и религиозного фанатизма в повести «Хаджи-Мурат» (1904, опубликована после смерти Толстого, в 1912 г.), а повесть «Фальшивый купон» (1904), также напечатанная после смерти автора, – это не услышанное нами предупреждение Толстого о том, к чему приведет Россию нравственный релятивизм.

Своеобразный уход героя рассказа «После бала» Ивана Васильевича, ассирийского царя Асархадона (в одноимённой сказке), старца Фёдора Кузмича (в незаконченной повести 1905 г.), заглавного героя рассказа «Корней Васильев» (1905), просветление и уход (не только на казнь, но и к Богу) революционера Анатолия Светлогуба («Божеское и человеческое», 1905), подобно Нехлюдову нашедшего ответ о смысле жизни в Евангелии, наконец, уход самого Толстого из Ясной Поляны в мир – это виртуальное, а затем и жизненное исполнение великого шага, о котором мечтала ещё любимая героиня Толстого княжна Марья в «Войне и мире»: положить «душу свою за други своя» и, подобно Будде, Христу, святому Франциску, жизнью свидетельствовать о своём учении. Ведя праведную жизнь, каждый может достигнуть просветления и даже стать богом – немаловажен здесь и этот аспект буддийского учения.

«К числу наиболее значительных явлений русской философской мысли XX в.» (Николюкин А.Н.) относится духовное завещание Толстого – философская трилогия («Круг чтения», «На каждый день», «Путь жизни»), работа над которой продолжалась с 1903 г. до смерти Толстого. Задумано же это собрание «мыслей мудрых людей», как назывался первоначальный вариант «Круга чтения», ещё в 80-е гг. Даже отбор и обработка детского чтения для «Азбуки» могли послужить исходной моделью для объединения основных религий и этических учений в свод экуменической мудрости.

Сборники трилогии, выходившие в последние годы жизни Толстого, с большими трудностями проходили через цензуру, а в советское время были просто запрещены, как и другие философско-религиозные труды. До сих пор недоступно для массового читателя публицистическое и философское наследие величайшего русского писателя.

Р. Роллан уподобил Толстого «библейскому Духу Божию».

А.А. Фет писал, что произведения Толстого – «сокровищница художественных откровений и дай Бог, чтобы русское общество доросло до понимания всего там хранящегося». «У меня были времена, когда я чувствовал, что становился проводником воли Божьей, – записывает Толстой в Дневнике 27 марта 1895 г. –…Иногда эта истина проходила через меня, и это были счастливейшие минуты моей жизни».