Татьяна Яшина - Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

О сходстве различных редакций “Демона” с поэмой Мура "Любовь ангелов" (“The Loves of the Angels”), написанной в 1823 г., писал еще А.Д.Галахов в 1858 г. 42, однако подробное сопоставление двух текстов связано с именами лермонтоведов рубежа XIX–XX вв. – Н.П.Дашкевича, Э.Дюшена, С.В.Шувалова. Справедливо отмечая тематическую близость двух произведений, показывающих взаимную любовь ангелов и дочерей земли и решающих в пользу чувства романтический конфликт чувства и разума, лермонтоведы шли по пути выявления конкретных муровских реминисценций у Лермонтова. Первая строфа седьмой редакции «Демона» представляет «печального Демона», в душе которого теснятся воспоминания о временах, когда не было «ни злобы, ни сомненья»: «Когда сквозь вечные туманы, // Познанья жадный, он следил // Кочующие караваны // В пространстве брошенных светил» (т.2, с.47). Для второго ангела в «Любви ангелов» Мура звезды также были «возвышенным виденьем», «первой страстью <���…> сердца»: «Там, в безмолвном полете я следил за их бегом чрез эти безмерные пустыни, настойчиво спрашивая их о душе, которую они заключали в себе» 43.

Первый ангел в поэме Мура пленился земной девушкой по имени Леа, увидев ее с небесной высоты "полускрытою прозрачным кристаллом ручья", после чего стал проводить "день и ночь <���…> в окрестностях этой реки", – в "Демоне" Лермонтова страсть к Тамаре также вспыхивает у героя во время блужданий "над грешною землей": "Немой души его пустыню // Наполнил благодатный звук – // И вновь постигнул он святыню // Любви, добра и красоты!.." (т.2, с.51). Третий ангел в поэме Мура пленился красотой Наны, заслышав издали ее игру на лютне, а затем проникнув "в священное место, избранное ею для молитвы", – во второй редакции лермонтовского произведения, относящейся к началу 1830 г., Демон слышит из кельи монастыря "прекрасный звук,// <���Подобн>ый звуку лютни" (т.2, с.454) и прекрасное пение, после чего оказывается очарован монахиней. В первой редакции "Демона" (1829) героя, взволнованного голосом монахини, охватывает состояние неподвижности ("…он хочет прочь тотчас. // Его крыло не шевелится"; т.2, с.452), – в то же состояние впадает первый ангел в поэме Мура, когда возлюбленная, услышав божественное слово, улетает от него, скрывается из виду ("…мои крылья были бессильны <���…>: так повелел оскорбленный Бог").

Наибольшую близость лермонтовскому "Демону" обнаруживают описанные Муром взаимоотношения второго ангела и его возлюбленной Лилис. Желая понравиться Лилис, ангел является ей во снах, будит фантазии и неясные желания, – то же происходит в лермонтовской поэме, где Демон, прежде чем предстать перед Тамарой, вызывал у нее "невыразимое смятенье", "восторга пыл", навевал "сны золотые" (т.2, с.57). Наконец, представ перед Тамарой, Демон в седьмой, окончательной редакции поэмы рисует пространную обольстительную картину чудес: "Лучом румяного заката // Твой стан, как лентой, обовью, // Дыханьем чистым аромата // Окрестный воздух напою; // Всечасно дивною игрою // Твой слух лелеять буду я; // Чертоги пышные построю // Из бирюзы и янтаря; // Я опущусь на дно морское, // Я полечу за облака, // Я дам тебе всё, всё земное – // Люби меня!.." (т.2, с.70). Второй ангел у Мура соблазняет Лилис, проникая в ее сознание, читая каждую ее мысль, удовлетворяя владевшую возлюбленной пламенную жажду знания всего редкого, "что заключают в себе <���…> земля и небо". Стремясь усилить блеск красоты Лилис, ангел у Мура приносит ей всевозможные украшения и при этом сознается, что "не было ничего прекрасного, великого и любопытного", чего бы он, по желанию возлюбленной, не отыскал "с нетерпением <���…> живым и нежным". Исполнив просьбу своей земной возлюбленной, ангел предстал перед ней во всем блеске небесного величия, сжал Лилис в объятиях, однако исходивший от него пламень сжег девушку, – так же и Тамара в лермонтовской поэме гибнет, уничтоженная "смертельным ядом <���…> лобзанья" (т. 2, с. 71) Демона.

М.П.Алексеев считает, что наблюдаемое сходство отдельных деталей в "Любви ангелов" Мура и "Демоне" Лермонтова остается поверхностным, "аналогии и текстологические параллели между ними недостаточно убедительны" 44. Свое мнение ученый аргументирует наличием у Лермонтова сходных мотивов с другими произведениями той эпохи – поэмой французского писателя Альфреда де Виньи «Элоа» и «мистерией» Байрона 'Небо и земля" 45. Действительно, влияние указанных произведений на Лермонтова вполне очевидно, о чем писали еще в начале XX в. Э.Дюшен, С.В.Шувалов, С.И.Родзевич 46, однако это никоим образом не преуменьшает значимости приведенных выше аналогий, убедительно доказывающих, что Лермонтов внимательно читал поэму Мура и творчески переосмысливал содержащийся в ней материал, развивая тему непокорности судьбе не только в «Демоне», но и в поэме «Мцыри».

Влияние характерной для Мура "мистериальной" трактовки темы с чертами ориентальной аллегории" 47можно усматривать и в ранних поэмах Лермонтова «<���Азраил>» (1831) и «Ангел Смерти» (1831), замысел которых непосредственно связан с «Демоном». В частности, Азраил, персонаж мусульманской мифологии, ангел смерти, принимающий у умирающего его душу вместе с последним вздохом 48, выступает у Лермонтова как полуземное, полунебесное существо. Черновой автограф «Ангела Смерти», хранящийся в ИРЛИ, сопровождает авторская заметка, проясняющая творческий замысел: «Ангел Смерти при смерти девы влетает в ее тело из сожаления к любезному и раскаивается, ибо это был человек мрачный и кровожадный <���…>; ангел уже не ангел, а только дева, и его поцелуй не облегчает смерти юноши, как бывало прежде, <���демон> Ангел покидает тело девы, но с тех пор его поцелуи мучительны умирающим» 49.

Таким образом, в работе над многими произведениями больших форм и, в особенности, над поэмой "Демон" Лермонтов обращался к поэтическим открытиям Томаса Мура, некоторым мотивам и символическим образам из его творчества. Отдельные художественные детали, проникая из сочинений Мура, гармонично вписывались в оригинальные авторские произведения Лермонтова, становились частью эстетики русского поэта, помогали ему осмысливать значимые философские проблемы, характеры и духовно-нравственные ориентиры своих героев.

В русском переводе 1833 г. Лермонтову было известно еще одно значительное произведение Томаса Мура – написанный в 1825 г. философский роман "Эпикуреец" ("The Epicurean"). Зная о продуктивном использовании сюжетной основы романа в поэме С.Е.Раича "Арета", А.Н.Гиривенко предлагает рассматривать "Эпикурейца" в связи с мотивом путешествия, странничества в "Герое нашего времени" Лермонтова 50, однако данный вопрос, хотя и поставлен правомерно, все же нуждается в дополнительном изучении посредством привлечения широкого историко-культурного контекста эпохи.