А. Галкин - Рефераты для дурёхи

С.С. Мокульский цитирует слова признанного авторитета и знатока искусства эпохи Возрождения академика А. Н. Веселовского. В его классическом труде о Боккаччо Веселовский отмечает огромную новизну “Фьяметты” по сравнению с “Новой жизнью” Данте: “Данте и Беатриче просятся в обстановку старого католического храма, среди мелодий и вечерних лучей, льющихся из разноцветных окон; Фьяметту и Памфило не оторвать от пейзажа байского берега и пряной атмосферы неаполитанского салона. Там – юношеская любовь, взлелеянная целомудренным воспоминанием до значения мирового факта, здесь – повесть знойной страсти, захватывающей дух, но в сущности очень обыденной, с ее реальными восторгами и падениями, – и просьбой простого людского счастья”. [19]

Женщина спустилась с пьедестала благодаря Боккаччо. Она стала милей, душевней, проще и понятнее. Она превратилась в человека. Ее образ, земной и чувственный, стал зримым, перестал быть аллегоричным, насквозь идеальным и недостижимым, помещенным на небо среди сонма ангелов, почти у престола Божьего. До Боккаччо женщине поклонялись, ее воспевали, но не пытались разобраться в ее душевной жизни. Боккаччо полюбил ее и пожалел. Этот образ возлюбленной, конечно, стал переломным в европейской литературе. По пути Боккаччо прошли Гёте в Германии, Пушкин и Лермонтов в России.

Фигура Дон Жуана привлекала множество писателей. Он, что называется, «вечный тип» литературы, или, еще шире, если пользоваться известным термином К.Г. Юнга, архетип. Дон Жуан, как архетип, притягателен не только для писателей, но и вообще для мужчин и женщин. В мужчинах он вызывает преимущественно чувство ревности и зависти, в женщинах – страх пополам с нежностью.

Действительно, всякий мужчина втайне жаждет быть Дон Жуаном: чтобы его любили все женщины, чтобы он получил возможность овладеть всеми женщинами, из тех, что привлекли хоть чем-нибудь его внимание. Каждый мужчина грезит об этих прекраснейших незнакомках, так и бросающихся в его объятия. Иначе говоря, в личности Дон Жуана заключены тайна и власть. Эта власть почти сверхчеловеческая, его мужское обаяние дьявольское, немыслимое, умопомрачительное. Ни одна женщина не может устоять перед этим мужским обаянием Дон Жуана. Все подчиняются его власти. Дон Жуан всегда оказывается победителем, причем чем сложнее для Дон Жуана достичь цели, сломить сопротивление противника (читай: женщины как исконного врага мужчины), тем слаще вкус победы. Одним словом, непобедимая власть Дон Жуана над женским сердцем – тайна его личности, предмет зависти и ревности других мужчин, которым, увы! так и не суждено сделаться Дон Жуанами.

Для женщин Дон Жуан воплощает тип мужчины, который их завоевывает. Здесь женщина вольно или невольно уподобляется крепости. Сломить эту крепость – вечная задача Дон Жуана. Парадокс в том, что женщина, опять-таки втайне, желает быть сломленной, завоеванной, низложенной. Но сдаться без боя на милость победителю не в обычае большинства женщин. Вот почему так притягательна для женщин фигура Дон Жуана как завоевателя, как победителя, как несокрушимого воина, о победах которого ходят легенды и молва о них опережает появление Дон Жуана, делая его, еще не появившемся перед очами женщины, уже заранее победителем. Одним словом, как ни странно, женщина всеми силами души хочет быть завоеванной (а почему, собственно, это странно?!), ведь в конечном итоге, сколько бы там ни твердили об эмансипации и феминизме нашего времени, исконное назначение женщины – стать матерью и родить ребенка, дать миру новую жизнь.

И здесь другой парадокс архетипической фигуры Дон Жуана: он никогда не станет отцом и не даст ни одной женщине сделаться матерью. Иначе говоря, Дон Жуан всегда бесплоден. Странность заключается также и в том, что все женщины, которые его любили и которыми он овладел, тоже бесплодны. В литературе, кажется, нет ни малейшего упоминания о детях Дон Жуана, в отличие, например, от детей лейтенанта Шмидта. Даже с точки зрения здравого смысла и элементарной статистики кто-то из многочисленных женщин Дон Жуана, хотя бы для разнообразия, должен был забеременеть. Но этого так и не произошло. Значит, в самом архетипе Дон Жуана заложена эта бесплодность.

Разумеется, каждый писатель, в том числе и наш Пушкин, вкладывает в образ Дон Жуана свое содержание и по-своему интерпретирует этот вечный тип женского обольстителя. Первая литературная версия Дон Жуана, первая поэтическая обработка легенды о знаменитом дамском угоднике принадлежит Тирсо де Молина.

Настоящее имя Тирсо – Габриэль Тельес. По скудным сведениям о его жизни, дошедшим до нас, он принял монашеский постриг в 1600 году. В Толедо, наряду с Лопе де Вега, начал писать пьесы, написал их около 400, в том числе огромнейшее количество комедий, за что и пострадал от испанской церкви, которая выслала его в 1625 году в дальний монастырь за порчу нравов и писание комедий, несовместимых с монашеским званием. Кто-то хлопотал за монаха Тирсо, и он был прощен, окончив жизнь в материальном благополучии настоятелем монастыря в городе Сория. [20]

На первый взгляд удивительно, что Тирсо де Молина был монахом. Почему вдруг испанского монаха привлекла фигура Дон Жуана, ведь монахи отрекаются от мира, от женской любви, приносят обет безбрачия? С психологической точки зрения здесь нет ничего загадочного. Отречься от женщины не значит вырвать с корнем мысль о плотской любви, выкинуть ее из сознания и больше никогда к ней не возвращаться. В одиночной монашеской келье, или во время молитвы, или в моменты общинного монашеского труда к монаху, как и ко всякому мужчине, могут приходить мысли о женщине, наполняя соблазном его душу.

Но есть, вероятно, и другая причина обращения монаха Габриэля Тельеса к образу Дон Жуана – это время, в которое он писал. Время испанского Возрождения. Тогда радость жизни, реабилитация плоти не могла не проникнуть в сознание и монахов тоже.

К тому же Тирсо де Молина, судя по его пьесе, обладал незаурядным чувством юмора, любовью к жизни – так почему же он должен был похоронить их в монашеской келье?! Любовь к театру поглотила его целиком, без остатка. Вот почему образ Дон Жуана и вообще сюжетные ситуации в комедии о севильском озорнике поражают искрометным остроумием. Следовательно, не соблазн и искушение плотской любви есть предмет изображения комедии Тирсо де Молина, а способность испанского драматурга комически передать драматизм похождений знаменитого развратника. Показательно, что в пьесе Тирсо практически нет назидания или, точнее, оно пародийно выражено устами слуги Дон Жуана Каталинона или дряхлым дурнем отцом Дон Жуана Дьего Тенорьо. О Божьем возмездии, кроме того, твердят женщины, жертвы коварства Дон Жуана, но их словам особенно не верится, поскольку они едва ли объективны в своем негодовании.