Маргарита Громова - Русская современная драматургия. Учебное пособие

ТЕАТР АБСУРДА – (от лат. absurdus – нелепый). Одно из проявлений авангардизма, понятие, связанное с группой явлений в литературе (преимущественно в драме) и театре на Западе в 50—60-е годы XX в. В основе мировоззрения абсурдистов – тезис философии экзистенциализма (Камю, Сартр) об абсурдности бытия, «бессмысленности существования».

Один из главных тезисов театра абсурда – вырождение языка как средства коммуникации; основной прием в драме театра абсурда – гротеск, излюбленный жанр – трагифарс; особенность формы – отсутствие интриги и четко очерченных персонажей.

Можно говорить об «элементах абсурда» в драматургии от Аристофана и Плавта до наших дней. Но собственно ТЕАТР АБСУРДА связывают с творчеством Э. Ионеско («Лысая Певица», «Стулья») и С. Беккета («В ожидании Голо», «Конец игры»).

Эстетика. Словарь. М., 1989.

Пави П. Словарь театра. М., 1991. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.

Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.

Войнович В. Трибунал // Театр. 1989. № 3.

Войноеич В., Кот домашний средней пушистости // Театр. 1990.

Горин Гр. № 5.

Гладилин П. Тачка во плоти // Совр. драматургия. 1996. № 4.

Демьянченко Ф. Возьмите меня с собой!.. Я тоже хочу на бал!!! // Театр. 1988. № 9.

Ерофеев В. Вальпургиева ночь, или Шаги Командора // Восемь нехороших пьес. М., 1990.

Железцов А. Гвоздь // Совр. драматургия. 1997. № 4.

Злотников С. Дурацкая жизнь // Совр. драматургия. 1990. № 5.

Казаков В. Врата. Дон Жуан. Драмы. М., 1995. Т. 2.

Казанцев А. Сны Евгении // Совр. драматургия. 1990. № 4.

Липскеров Д. Река на асфальте // Совр. драматургия. 1989. № 6; Семья уродов // Совр. драматургия. 1991. № 4.

Павлова М. К. Балаган на площади и другие сатирические произведения. М., 1991.

Петрушевская Л. Темная комната // Петрушевская Л. Песни XX века. Пьесы. М., 1988.

Разумовская Л. Долой!.. // Драматург. 1995. № 6.

Савельев И. Путешествие на краю // Драматург. 1995. № 6.

Садур Н. Чудная баба. Заря взойдет // Садур Н. Чудная баба. Пьесы. М., 1989.

Слаповский А. Пьеса № 27 // Драматургия. 1994. № 3. От красной крысы до зеленой звезды // Совр. драматургия. 1994. № 4.

Стругацкие А. и Б. Жиды города Питера // Нева. 1990. № 9.

Шипенко А. Археология // Восемь нехороших пьес. М., 1990; Из жизни комикадзе. Сб. неопубликованных пьес. М., 1990.

Театр абсурда В. Казакова.

Драматургические опыты В. Ерофеева.

Художественное своеобразие драматургии Н. Садур.

Абсурдизм в сатирических пьесах для «балаганного театра» Музы Павловой.

«Организация» диалогической речи в пьесах А. Шипенко.

Прием гротеска в современной драматургии.

Традиции драматургического авангарда 20-х годов в творчестве современных авторов.

Метафорика драматургии Д. Липскерова.

Анализ пьесы В. Войновича «Трибунал».

Проблема чеховского влияния на русскую драматургию и театр существует уже столетие, со времени признания Чехова драматургом-новатором, создателем «совершенно оригинального типа пьесы» (М. Горький). Большая заслуга в постижении этого феномена принадлежала К. С. Станиславскому и В. И. Немировичу-Данченко. Работе МХТ над «Чайкой» предшествовал процесс тончайшего, «ювелирного» анализа текста, стремление проникнуть в тайну чеховского драматургического письма. Об этом свидетельствует режиссерская экспликация «Чайки» (см. «Режиссерские экземпляры К. С. Станиславского». Т. 2. М., 1981), а также глубокие обобщения, выводы, которыми Станиславский делится в книге «Моя жизнь в искусстве», связывая с чеховской драмой линию «интуиции и чувства» в истории МХТ. В. И. Немирович-Данченко до переговоров с Чеховым о постановке «Чайки» утверждал, что играть Чехова невозможно без того, чтобы «освободиться от заскорузлых наслоений сценической рутины, вернуть себе живую психологию и простую речь, рассматривать жизнь… через окружающую нас обыденщину, отыскивать театральность… в скрытом внутреннем психологическом движении» (Московский художественный театр. Пьесы Чехова. 1914. С. 1). В чеховских пьесах его прежде всего потрясло максимальное приближение к правде жизни, внешняя будничность, принципиальное отсутствие эффектных картин и героев и при этом огромная философская глубина, знаменитое «подводное течение». Об этом прежде всего вспоминают, когда исследуют драматургию Чехова «зрелого периода». И в большинстве работ, написанных о традициях Чехова, скажем, в советской драматургии, акцент делается на этом же чеховском гениальном сочетании внешнего жизненного правдоподобия с обобщенно-поэтической структурой его пьес, на подтексте, «глубоких залежах» (Станиславский), на таинственных приемах создания чеховского настроения, на его «сверхреализме», отточенном до символа, и так далее. На основании этого главного своеобразия пьес Чехова с его именем связывается в советской драматургии творчество А. Арбузова, В. Розова, А. Володина, А. Вампилова, драматургов «новой волны» 70—80-х годов. Одним словом, в истории современной драматургии «чеховская ветвь» животворна и чаше всего связывается с модификацией жанра социально-психологической драмы. Но Чехов неисчерпаем, и новое время открывает новые грани его драматургического новаторства.

У нынешних молодых драматургов к Чехову отношение не однозначное. В их творчестве можно ощутить и «отторжение», и «притяжение». Так, довольно часто, по крайней мере на словах, создатели «новой драмы» конца XX столетия открыто не принимают того Чехова, чьи герои «обедают, просто обедают», «носят свои пиджаки», «а между тем…». Иногда открыто заявляется, что Чехов скучен, пройденный этап. Почему же тогда в атмосфере современной драматургии Чехов постоянно напоминает о себе и в названиях, и в пародийном проигрывании знакомых ситуаций, в почти буквальном цитировании? Чехов «витает» в пространстве новой драматургии. «Три девушки в голубом» Л. Петрушевской, «Чайка спела…» Н. Коляды, «Вишневый садик» А. Слаповского… «Порхают» хрестоматийные фразы, часто поданные в снижающем их пафос ироническом контексте. Темный Ангел, условный мистический персонаж пьесы Л. Разумовской «Домой!..» уговаривает грешницу Жанну найти успокоение в самоубийстве:

Ангел. Дай мне руку. Я помогу тебе подняться на крышу… И мы полетим (Чуть-чуть язвитильно). И ты увидишь небо в алмазах.

Жанна. Небо в алмазах… Где то я это слыхала…

Ангел. Люди так много сочиняют сказок [116].

В пьесе «Оборванец» М. Угарова о перегоревшей лампочке сказано: «Тонкая провисшая спиралька, которая давно уже устала, вновь становится серой и безразличной, она блаженно провисает. Она отдохнет, она отдохнет…». А заклинания чеховских сестер Прозоровых «В Москву! В Москву» на разные лады, как правило, насмешливо обыгрываются в самых несоответствующих ситуациях.