Асия Эсалнек - Основы литературоведения. Анализ романного текста: учебное пособие

И так в массе случаев. Монологи нередко даются в форме несобственно прямой речи, а еще чаще в форме прямой, закавыченной речи. Прямая речь представляется писателю, по-видимому, единственной достоверной, ее структура свидетельствует о состоянии героя больше, чем о его мыслях. В такой речи фразы отрывочны, в них много повторов, многоточий, вопросов, восклицаний и прочих особенностей. Например, после болезни, в каморке: «Ба, Заметов!.. контора!.. А зачем меня в контору зовут? Где повестка? Ба!.. я смешал: это тогда требовали! Я тогда тоже носок осматривал, а теперь… теперь я был болен. А зачем Заметов заходил? Зачем приводил его Разумихин? – бормотал он в бессилии, садясь опять на диван. – Что ж это? Бред ли это все со мной продолжается, или взаправду? Кажется, взаправду… А, вспомнил: бежать! скорее бежать, непременно, непременно, бежать! Да… а куда? А где мое платье? Сапогов нет! Убрали! Спрятали! Понимаю! А, вот пальто – проглядели! Вот и деньги на столе, слава Богу! Вот и вексель… Я возьму деньги и уйду, и другую квартиру найму, они не сыщут!.. Да, а адресный стол? Найдут! Разумихин найдет. Лучше совсем бежать… далеко… в Америку, а наплевать на них! И вексель взять… он там пригодится. Чего еще-то взять? Они думают, что я болен! Они и не знают, что я ходить могу, хе, хе, хе!.. Я по глазам угадал, что они все знают! Только бы с лестницы сойти! А ну как у них там сторожа стоят, полицейские! Что это, чай? А, вот и пиво осталось, полбутылки, холодное!».

Или – после встречи с родными: «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить… Давеча я подошел и поцеловал мать, я помню… Обнимать и думать, что если б она узнала, то… разве сказать ей тогда? От меня это станется… Гм! Она должна быть такая же, как и я, – прибавил он, думая с усилием, как будто борясь с охватывавшим его бредом. – О, как я ненавижу эту старушонку! Кажется бы другой раз убил, если б очнулась! Бедная Лизавета! Зачем она тут подвернулась!.. Странно, однако ж, почему я об ней почти и не думаю, точно и не убивал?.. Лизавета! Соня! Бедные, кроткие, с глазами кроткими… Милые! Зачем они не плачут? Зачем они не стонут?.. Они все отдают, глядят кротко и тихо… Соня, Соня! Тихая Соня!..» И так во многих других случаях.

Очень существенно, что в дополнение к словам героя и в качестве комментария к такой речи постоянно вставляются слова автора, фиксирующие состояние Раскольникова, например: «с омерзением почувствовал, что ослабел», «забылся», «впадал в лихорадочно-восторженное состояние», «засмеялся», «вздрагивавшие губы запеклись, неподвижный взгляд был устремлен в потолок» и т. д.

Из этих и подобных примеров можно сделать вывод, что писатель всячески подчеркивает, во-первых, неодносложность, многосоставность внутреннего мира героя; во-вторых, его противоречивость, сочетание в нем мыслительных и эмоциональных возможностей; в-третьих, своеобразную борьбу этих возможностей, которая отражается прежде всего в характере его речи. Если эту борьбу, как часто делается, называть диалогичностью, то необходимо подчеркнуть, что такой диалог складывается, во-первых, из полемики мыслей и суждений самого героя, а во-вторых, из противоборства его же мыслей и эмоций.

Для еще более глубокого обнажения внутреннего мира героя писатель вводит диалог не только «голосов» героя, но и диалог его мыслей и его поступков, действий, жестов, подмечая еще один уровень противоречивости в личности человека. Этот способ раскрытия характера использовал и Тургенев в изображении Базарова. У Достоевского такой способ исследования внутреннего мира приобретает особые масштабы и становится одним из самых активно используемых способов анализа. В результате сфера психологического анализа расширяется, он приобретает не только прямой (за счет диалогов, монологов и высказываний), но косвенно-предметный характер. По этому признаку Достоевский опять же соприкасается с Тургеневым, но и отличается от него. У Тургенева детали гораздо легче разделить на психологически окрашенные и информирующие, живописующие. У Достоевского практически каждый эпизод или жест фиксирует действие героя и в то же время служит знаком его психологического состояния. Чем обусловлена гипертрофия такого подхода? Думается, что необходимостью сопоставления поступков героя с его же мыслями и намерениями и тем самым корректировки и проверки самих этих мыслей.

Продолжая исследовать идеи Раскольникова и в связи с этим его личность, писатель замечает, что многие его поступки, жесты и действия противоречат тому, что он должен был сделать и чего он сам ждет от себя. Поэтому они неестественны и неожиданны для него самого. Например, идя как-то по улице, Раскольников начинает разговаривать с незнакомыми людьми; однажды берет милостыню; гуляя по городу и обдумывая свои мысли, он неожиданно приходит к Разумихину и так же неожиданно уходит, оставив того в полном недоумении; придя к старухе с замыслом убить ее, хочет уйти, забывает закрыть дверь, а сделав дело, не смотрит, что взял, теряет, наконец, прячет и уходит навсегда; при появлении родных падает в обморок, так же как в конторе, рвется к Порфирию; бравирует перед Заметовым; появляясь в конторе или у Порфирия, очень много говорит, т. д. и т. п. Во всем этом обнаруживается автоматизм поступков, неполная их осознанность, а потому непредсказуемость и неожиданность для самого героя.

К этому добавляется эмоциональная окраска тех же поступков. Многие, казалось бы нормальные, действия героя сопровождаются его озлобленностью, раздражением, нервозностью. Встречая чужих людей на улице, Раскольников отмечает про себя: «укусил бы»; видя родных в своем доме, злится, сердится, гонит их, часто ощущает ненависть, отвращение к людям, иногда недовольство собой. Все это сопровождается резкой сменой состояний. «Он хотел было улыбнуться, но что-то бессильное и недоконченное сказалось в его бледной улыбке. Он склонил голову и закрыл руками лицо. И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее: но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла».

Все подмеченные особенности указывают на взвинченное, ненормальное, непривычное состояние героя. Это отражается и в речи, и в действиях, и в жестах, в их характере и последовательности.

Как заметила Л.Я. Гинзбург, говоря о Жан-Жаке Руссо (и это подтверждает психологическая наука): человек обычно знает, что хорошо и что плохо, но делает то, что у него получается и что не всегда оправдано известными даже ему самому нравственными принципами. В одних случаях Раскольников ведет себя именно по этому принципу. Он не радуется встрече с близкими, дерзит матери, особенно сестре, мучает Соню, хотя знает, что так поступать дурно. Здесь психология вступает в противоречие с нравственностью, и нравственность не может победить, хотя и пробивается наверх. Здесь психология выступает как бы в дискредитирующей ее роли – на это и обращает внимание писатель, демонстрируя свое знание человеческой сущности и как бы предупреждая о возможности подобных конфликтов во внутреннем мире человека.