Евгений Синцов - Русский язык и культура речи

В РР отношения мысли и языковых средств принципиально иные. Ориентированная на диалог с другим человеком мысль постоянно ищет двояких способов своего языкового выражения.

С одной стороны, человек стремится к самовыражению с помощью языка, а для этого он должен обнаружить свою оригинальность, способность к творчеству. Для этого он должен «индивидуализировать речь», например, с помощью интонаций, фонетических особенностей, произношения, благодаря неожиданному и нетривиальному использованию лексических средств, например, придавая им необычные контекстуальные значения, прибегая к элементам словотворчества и т. п. Речь в этом случае становится для него своеобразным аналогом «одежки, по которой встречают», встречают и опознают как личность, неповторимую индивидуальность, оригинально мыслящего человека.

С другой стороны, страсть к самовыражению, в том числе и через речевые акты, через языковое творчество, не может полностью блокировать желание быть понятым и адекватно оцененным другим, тем собеседником, без которого диалогичность мышления в РР просто невозможна. А чтобы быть понятым, приходится использовать стандартные, легко воспринимаемые языковые средства, даже шаблонные, клишированные формы. Только в этом случае диалог будет легким, мысль без всяких затруднений будет «опознана» собеседником.

Но если мы констатируем у РР наличие двух противоположных целей, обеспечивающих диалогичность общения, то можно ли в этом случае говорить о стиле? О каком единстве, гармонии его составляющих может идти речь, если ориентированность на диалог предполагает сочетание несочетаемого: выражение индивидуальности человека через язык в единении со стандартными, общеупотребительными формами того же языка?

Действительно, о гармонии в этом случае трудно говорить. Но можно все-таки вести речь о единых признаках РР. Главный из таких признаков единства возникает именно благодаря тому, что речевые конструкции РР призваны продемонстрировать как раз не «сплав» мысли и языковых средств ее выражения, а их расхождение, относительное несовпадение.Другими словами, РР основан не столько на стремлении к гармонии мысли и языка (как в книжных стилях), сколько на выявлении невозможности их почти полного, абсолютного «совпадения».

Поэтому речевые конструкции РР почти все время демонстрируют нам моменты «несостыковки» мысли и языковых средств. Мысли в таких конструкциях всегда как бы тесно в рамках языка. Она стремится либо преодолеть эти рамки, разрушив их, либо хоть как-то изменить (деформировать) языковые формы и тем самым заявить о своей творческой активности, не укладывающейся в привычные рамки и границы языка.

Поэтому РР, призванная выражать различение мысли и языка, имеет принципиально другие основания, нежели книжные стили: все компоненты РР объединены тем, что призваны передавать дисгармонию, дисбаланс, или, как сказали бы философы XX века, «зазор» между мыслью и языком.

Такое кардинальное отличие РР от книжных стилей привело к отказу в научном мире применять к РР понятие стиля. Она определяется как «функциональная разновидность языка» или «функциональная разновидность речи».

Приведу пример из «Практической стилистики» Д.Э. Розенталя (М., 2004). Он предлагает разговорные экспрессивные варианты отрицательных ответов на вопрос «Успеем?». Если книжный вариант ответа «Нет, не успеем », то разговорный стиль предполагает целый спектр речевых конструкций: Где там успеем!; Куда там успеем!; Какое там!; Хорошенькое дело – успеем!; Так тебе и успеем!; Прямо успели!; Уж и успели!

С точки зрения языка книжных стилей эти синтаксические конструкции поражают своей «неправильностью» и даже производят впечатление смысловой нелепости ( Прямо успели!; Уж и успели!; Хорошенькое дело – успеем!). Но с точки зрения способности выражать десятки оттенков мысли, которые угадываются в этих фразах, им нет равных в языке. Мысль в своих едва опознаваемых оттенках как бы реет над этими фразами, обнаруживая все богатство своих оттенков именно в несостыковках слов, в «разломах» фраз.

Где там успеем — от пессимистического «какое там…» до агрессивного «сказал тоже…»

Хорошенькое дело – успеем! – «будет очень хорошо, если успеем», «смеешься что ли…»

Но эти странные конструкции способны не только концентрированно выражать сразу целые «пучки» оттенков смысла. Они еще и мгновенно понимаются: неким образом «опознаются» почти на подсознательном уровне. В первую очередь потому, что ориентированы на чужое сознание, на додумывание-угадывание им. Эти фразы, благодаря своей неправильности, буквально «заряжены» диалогичностью. Они всем своим видом «сигнализируют», что мысли, всем ее оттенкам тесно в привычных рамках языка. Так мысль заявляет, что она «больше» языка, как бы реет над ним.

Такое радикальное отличие РР от книжных стилей побуждает исследователей противопоставлять ЛЯ разговорной разновидности. К примеру, крупнейший лингвист Л.В. Щерба писал: «Литературный язык может настолько отличаться от разговорного, что приходится иногда говорить о двух разных языках» ( Щерба Л.B. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 115).

Но это отличие в современной стилистике и культуре речи рассматривается несколько по-иному: РР включается в рамки ЛЯ, опознается как функциональная разновидность ЛЯ.

Причина, по которой нельзя вывести РР из ЛЯ, в том, что РР не мыслима без опоры на нормы. «Неправильности» речевых конструкций этого стиля лишились бы всякого смысла, если бы «сквозь них» наше сознание не угадывало бы «правильной речи», т. е. опирающейся на представление о норме. Чтобы сигнализировать о трансформации нормы, о попытках мысли преодолеть ее рамки, РР должна опираться на нормы.

Для этого она должна тем или иным способом «намекнуть» на присутствие норм, строить речевые конструкции так, чтобы сквозь их «разрывы» угадывалась «правильная» речевая структура (отвечающая нормам). Поэтому если в булочной произносится фраза «Пожалуйста, с отрубями, один», то сквозь ее логическую нелепость совершено отчетливо проступает «Пожалуйста, продайте мне одну буханку черного хлеба с отрубями». А фраза у кассы на вокзале «Два до Васильева, взрослый и детский» легко разворачивается в голове слушающего в конструкцию: «Хочу приобрести два билета до станции “Васильево’’; один билет взрослый, а другой детский».

Но, опираясь на норму, РР стремится изменить ее, обнаружить в ней тенденцию к трансформации, вариантности, даже нарушению, искажению. Без этого исчезает сама суть PC.