Николай Дурново - Грамматический словарь. Грамматические и лингвистические термины

Замечу еще, что классификация согласных страдает неполнотой, и что вместо термина «турецкие языки» лучше употреблять выражение «тюркские языки».

Публикуется по изданию: Просвещение Донбасса. № 3. 1924. С. 128–129.

В предисловии составитель предназначает книгу для преподавателей и учащихся (студентов, вероятно), которым, несомненно, и по моему мнению, нужен справочник с объяснениями «терминов, касающихся грамматики и др. отделов науки об языке». Давно пора появиться такому практически полезному пособию, особенно вносящему современное понимание науки. Книга внимательно и серьезно составлена, автор ссылается гл<���авным> обр<���азом> на работы Богородицкого, Фортунатова, Поржезинского, Овсянико-Куликовского, Пешковского и Ушакова. Объяснено около 275 терминов языковедения. Держась формального направления, Н.Н. Дурново («московская школа») считает формой в языке совокупность звука и значения, а не только одну звуковую часть, как некоторые представители другого течения. При объяснениях даны указания литературы вопроса русской и иностранной, правда, далеко недостаточные. Издана книга с внешней стороны хорошо. Жаль, что нет графики (т. е. чертежей, рисунков): это иногда необходимо в справках.

Наиболее обширны статьи об орфографии, синтаксисе, литературном языке, форме, формальной школе, формальной грамматике, формальн<���ом> значении, слоге, слове, языке, степенях сравнения и числительных. Некоторые термины заслуживают в справочнике больше внимания и места, чем это сделано. Таковы, напр., термины: новообразования, физиология звука, словообразование, словоизменение, жизнь языка, народная этимология. К ним в школе часто придется обращаться, и эта динамическая сторона языка преподавателю важна. В хорошей книге хочешь устранить все минусы. Такой минус еще пропуски многих терминов, объяснения коих, без сомнения, будут искать в словаре. Пропущено в алфавитном порядке следующее: акустика, звук, глаголица, графема, звукоподражание, индоевропейские языки, кириллица, классификация звуков, логическая точка зрения, материальное значение, национальный язык, общие слова, перестановка звуков, психологическая точка зрения в языке, раса, словоупотребление, тембр, тон, транскрипция, этнография (в связи с языком). Лучше было бы справочнику придать более определенный характер: или только грамматический словарь (фонетика, морфология и синтаксис) или широкий общелингвистический (языковедение + все соприкасающиеся с ним области знания). В первом случае он имел бы одного потребителя, во втором, конечно, другого. Здесь этот потребитель неясен, несмотря на предисловие. Лингвисту – мало, для грамматики в школе – много, лингвисту – элементарно, рядовому школьн<���ому> работнику (особенно современному, иногда без классической подготовки) – недостаточно популярно, многое в практике не нужно, кое-чего не хватает… Таким обр<���азом>, соединение двух целей (как видно и по заголовку) в работе составителя дает некоторую неудовлетворенность словарем. Указанные мною недочеты однако не умаляют ценности книги. Преподаватель должен будет обратить на нее безусловно внимание, а студент-лингвист тем скорее, что словарь дает значительную экономию сил и времени, которое ушло бы на разыскивание нужного понятия в связных курсах. Такие справочники нужны и по литературе (в обновлении), по поэтике, по методике. Жизнь их требует.

Публикуется по изданию: Родной язык в школе: Педагогический сборник / Под ред. А. М. Лебедева. Кн. 6. 1924. С 227.

С тех пор, как представители научного языковедения заявили о неудовлетворительности традиционных учебников грамматики и указали, как на главный их недостаток, на то обстоятельство, что грамматики – наука о формах языка, а традиционные учебники говорят и о таких логических понятиях, которые не отражаются в языке, возникли нескончаемые разговоры о противоречии между логикой и «формальной» грамматикой, об аналогичности формальной грамматики и т. п. Нашлись даже такие адепты формальной грамматики, которые, как казанский профессор Е.Ф. Будде, разделяя мнение о противоречии между логикой и формальной грамматикой, готовы признать принципиальное противоречие между логикой и самим языком, так сказать, алогичность, иррациональность самого языка. В то же время другие, среди которых также оказались ученые, справедливо полагая, что язык все же – форма выражения мысли, считают недопустимым чисто формальный подход к изучению грамматики, очевидно, понимая формальную грамматику в смысле проф. Будде [35].

Все эти разговоры – сплошное недоразумение, виною которого является привычка понимать форму, как что-то лишенное содержания, что-то противоположное мысли. Но достаточно познакомиться внимательнее хотя бы с известными популярными пособиями профессоров Д.Н. Ушакова и А. М. Пешкове кого, не говоря уже о специальных работах по вопросам грамматики, чтобы убедиться, что никакого противоречия между логикой и научной грамматикой нет [36], что научная грамматика действительно изучает формы языка, но самые эти формы являются звуковым выражением известных логических отношений мысли; без значения, без логического содержания нет и грамматической формы [37]. Один из педагогов представляет себе критическим положение преподавателя грамматики между Сциллой и Харибдой логики [38]. Может быть, некоторые преподаватели себя и чувствуют в таком положении, но мы должны их успокоить: и форма не Сцилла, и логичность не Харибда. Старая грамматика грешила не тем, что вливала логическое содержание в формы языка: это содержание в них есть, и изучение его и составляет задачу грамматики; ошибка старой грамматики в том, что она часто не считалась с формами языка: изучала те логические категории, которые не отразились на формах языка, и в то же время не умела выделить те акты мысли, которые нашли себе выражение в формах языка.

Так, старые грамматики говорят между прочим о существительных конкретных и абстрактных, выделяют в одну якобы грамматическую категорию все слова, обозначающие определенное количество и порядок (т. наз. числительные количественные, порядковые, собирательные и числительные наречия), устанавливают в синтаксисе категории дополнения, определения и обстоятельства по чисто смысловым признакам, не считаясь со способами выражения этих смысловых категорий в формах языка и т. д. Но язык ничем не выражает ни категории конкретности и отвлеченности, ни категории числа и порядка, как одной категории, в ее противоположности другой; точно также те смысловые категории, которые старыми грамматиками называются дополнением, определением и обстоятельством, не соответствуют вполне тем смысловым категориям, которые обозначаются разными формами языка. Для пояснения своей мысли возьму такие слова, как «море», обозначающее конкретное понятие, и «горе», обозначающее отвлеченное понятие, «изба» – конкретное понятие, и «судьба» – отвлеченное, «сиденье» у стула и «сиденье» в засаде. Выражает ли язык какими-нибудь способами различие между конкретными и абстрактными понятиями? Нет. Слова «море» и «горе», «изба» и «судьба», «сиденье» в двух значениях не отличаются никакими чертами, общими всем первым словам каждой пары и отличающими их от вторых: ни своим звуковым видом, ни изменениями, ни возможностью вступать в те или другие сочетания. Слова, обозначающие порядок, так наз. числительные порядковые, ничем не отличаются от других прилагательных, ср. «десятый» и «волосатый», «другой» и «нагой», «третий» и «лисий» и в то же время резко отличаются от так наз. числительных количественных и числительных наречий, т. е понятие порядка не выражается в формах языка, хотя, конечно, существует в мысли. Наконец, те логические отношения, которые в старых грамматиках обозначались терминами «дополнение», «определение», «обстоятельство», в языке не имеют соответствующих выражений, определяющих каждую из этих категорий, как особую категорию языка, Те понятия, которые старая грамматика обозначала термином «определение», в русском языке выражаются или формами согласования прилагательных, или формами косвенных падежей существительных без предлога и с предлогом; те понятия, которые там называются «обстоятельством», в русском языке выражаются формами наречия, деепричастия и косвенных падежей существительных с предлогом и без него. Таким образом, задача русской научной грамматики – определить, какие же логические категории выражаются формами косвенных падежей, формами согласования, формами наречия и т. д.