Валентина Маслова - Введение в когнитивную лингвистику

Славяне признавали в человеческой душе проявление той творческой силы, без которой невозможна жизнь на земле: «Душа – собственно частица, искра небесного огня, которая и сообщает очам блеск, крови жар и всему телу внутреннюю теплоту» (Словарь…, 1995). С этими представлениями связаны метафоры душа светится, душа горит, душа пылает, жар души, чуть душа теплится, искры души, душа оттаяла, а также антонимичные по значению выражения душа как лед, ад кромешный в душе и др. С этой мифологемой тесно связано представление о душе как о переходном состоянии огня (Гераклит).

Душа – alter ego человека, его внутреннее «я»: низкая душонка, высокая душа, мелкая душа, нежная душа, чуткая душа, благородная душа, грешная душа, верная душа, окаянная душа, праздная душа [Никитина, 1993: 126]. Душа (как и человек) смертна: отдать Богу душу, она может уставать – усталость души, болеть – душа болит и под.

С точки зрения этики душа является носителем некоего этического идеала [Апресян, 1995]: чистая душа, запачкать душу; Хоть мошна пуста, да душа чиста (поговорка) и т. д.

С религиозной точки зрения душа связывает человека с высшим духовным началом, тем самым повышается ценность души, приобретают особую значимость сознательные усилия человека, направленные на самосовершенствование: спасать душу, душа бессмертна, с Богом в душе и т. д. Душа сохраняет себя во время всего жизненного пути человека, но не разрушается и с его смертью, поэтому душа живая (это устойчивое в религиозном дискурсе выражение).

Душа – это вместилище, отсюда – душа пустая, душа полна чем-либо и под.

О.М. Фрейденберг отмечала, что «душа» могла метафорически выражаться в виде двойника доли, судьбы,а каждая из этих метафор, в свою очередь, дублировалась другими метафорами [Фрейденберг, 1978: 38]. А.Н. Афанасьев и А.А. Потебня еще ранее показали, что доляв русском фольклоре – огонь и двойник человека: ее топят, бросают в воду, сжигают, вешают и т. д. В реальной речевой деятельности мы как раз и наблюдаем это переплетение, сцепление, взаимодействие метафор.

Представление о душе как о дыхании, воздухе, паре, ветре, птице, бабочке присущи разным народам, в том числе славянам: душа отлетела, вдохнуть душу, душа вон, душа улетает, прилетает. Даже этимологически душа тесно связана с ветром: душа – дыхнуть – дух – дуть – дуновение – воздух [Афанасьв, 1996: 297]. В славянских сказках часто говорится про рубашки из перьев, лебединые крылья у девушек. Известен платоновский миф: душа стремится к нездешней небесной родине, у нее растут крылья. По Платону, душа, павшая на землю и покинувшая небо, 10 тысяч лет живет на земле, пока не окрылится. По языческим представлениям славян, если человек жил праведно, то душа превращается в голубя, а если в грехе, то в черного ворона, иногда в грустную кукушку. С мифологемой «душа = птица» связан у славян обычай оставлять на Пасху, Радоницу на могилах крашеные яйца для птиц.

Душа локализована, отсюда фразеологизм душа не на ме сте; душа – твердый предмет – царапает душу; поверхность, похожая на землю – камень лег на душу, след в душе; душа как книга – читать в душе, душа – отхожее место – нагадить в душу, гниль души; душа как хлеб, поэтому она черствеет – черств душой; душа как цветок – цвет души, цвести душой; душа – музыкальный инструмент – струны души и др.

Много метафор и фразеологизмов связано с мифологемой «душа = маленький ребенок». Есть гипотеза, согласно которой во фразеологизмах закодирован процесс рождения ребенка [Оксенчук, 1996]: в глубине души, тревожить душу, лезть в душу, бередить душу, душа нараспашку, хватать за душу, душа плачет, душа надрывается и др. Ср. также изображение души в виде младенца на русской иконе «Успение Божей Матери».

Душа тесно связана в представлениях древнего человека с загробным миром. О.М. Фрейденберг писала о том, что «мифотворческое сознание конструирует мир на том свете и смерть принимает за план жизни» [Фрейденберг, 1978:. 30]. Поэтому древние славяне снабжали покойников разными вещами: мужчин – кремниевыми копьями, стрелами, женщин – бронзовыми браслетами, ставили в могилы сосуды с пищей [Березанская, 1972: 57].

Души умерших улетают в рай, где зимуют птицы ( вырай у белорусов). Но душа умершего, обернувшись птицей или мухой, может прилететь оттуда. На праздник дзяды белорусы готовятся к их приему: моют хату, готовят обрядовые кушанья [Токарев, 1957: 38].

Мифологема «душа = дым» подкреплена обычаем сжигания трупов у многих народов, в том числе и у древних славян [Токарев, 1964: 191]. Делалось это для того, чтобы душа легко и сразу покинула тело и улетела в рай. Эта мифологема сохранилась во фразеологизме душа отлетела в мир иной и др.

Таким образом, представления о душе сложны, противоречивы, непоследовательны, душа представлена в русском языковом сознании несколькими ипостасями; и это полностью отразилось в языке; представления о душе в значительной степени формируют картину мира русского человека.

ТОСКА.Уникальность русского культурного концепта «тоска» неоднократно являлась предметом рассмотрения лингвистов (А. Вежбицкая, А.Н. Иванова, Е.В. Димитрова и др.); ими доказано, что это важнейший концепт русского языкового сознания, ключевое слово русской культуры: оно общеупотребительно, часто используется в литературе, в паремиологии, фольклоре.

По свидетельству этимологов, слово тоска – общеславянское, но утраченное почти всеми славянскими языками, в том числе и белорусским (ср. нуда, смутак, маркота, журба) – передают лишь однообразие, мутное состояние человека).

Тоска, согласно толковым словарям современного русского языка, – тяжелое, гнетущее чувство, душевная тревога, которая мучает, изводит человека. Но есть у данной лексемы и другие значения: скука, уныние, вызываемые однообразием обстановки, отсутствием дела, интереса к окружающему ( тоска зеленая).

Согласно древнерусскому словарю Срезневского, тоска – «стеснение, притеснение». Синонимы: горе, туга, печаль, хандра, скука, уныние, тревога.

В западной философии данной проблемой интересовались С. Кьеркегор, Ж. – П. Сартр, М. Хайдеггер и др. Для С. Кьеркегора и М. Хайдеггера тоска – это страх перед «ничто», а для Ж. – П. Сартра – страх перед своим «я».

Каков же этот концепт в русской духовной жизни от Пушкина до наших дней?

В русской философии одним из первых поднял эту тему Н.А. Бердяев в книге «Самопознание», где она становится одной из ключевых тем. Он пишет, что всю жизнь его сопровождала тоска, причем «иногда она достигала большей остроты и напряженности, иногда ослаблялась. Нужно делать различие между тоской, страхом и скукой. Тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира. Тоска обращена к трансцендентному, вместе с тем она означает неслиянность с трансцендентным, бездну между мной и трансцендентным. Тоска по трансцендентному, по иному, чем этот мир, по переходящему за границы этого мира. Но она говорит об одиночестве перед лицом трансцентентного» [цит. по: Степанов, 1997, 677]. Он считает, что в тоске есть надежда, в скуке – безнадежность.