Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Метапоказателями являются различные способы экспериментирования с графикой и орфографией, которые активны во многих сферах современной коммуникации (в том числе – в поэзии [Зубова 2008], в интернет-общении [Гусейнов 2002; Сидорова 2007; Сидорова, Стрельникова, Шувалова 2009 и др.]) и свидетельствуют, по мнению специалистов, об эстетическом отношении к языку [Мечковская 2009: 485].

Один из косвенных сигналов рефлексии связан с нестандартным использованием графических выделений. Ср.:

Чтобы делать зло, человек должен прежде осознать его как добро или как осмысленное закономерное действие. Такова, к счастью, природа человека, что он должен искать оПРАВДАниесвоим действиям (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг).

Подобный прием описывается как графодеривация [55][Попова 2008], среди разновидностей которой выделяется типографиксация – создание «неолексем» при помощи «суперсегментного средства, не являющегося собственно языковым, напр., выделение курсивом / полужирным / подчеркиванием или другим способом какой-либо части деривата, что приводит к актуализации некоторых смыслов, к перераспределению сем» [Попова 2008: 217]. И хотя в приведенном примере выделение сегмента ПРАВДА не приводит к созданию нового означающего, в определенном смысле здесь можно говорить об окказиональной деривации, так как слово оправдание претерпевает изменения: а) возникает новая, окказиональная, квазиморфемная структура слова, мотивированная эстетической задачей автора; б) устанавливаются (оживляются этимологические) связи со словом правда [56]. Импликативное метаязыковое суждение в данном случае может быть выражено следующим образом: 'В слове оправдание заключено слово правда', адресату понятно: оправдание – это превращение в правду, придание вида правды.

Графодериваты относительно редки в художественной прозе, в большей степени они характерны для речевых сфер и жанров, настроенных на активный языковой эксперимент, насыщенных приемами языковой игры: в поэзии [Зубова 2003; 2010; Суховей 2007; Николина 2003; 2009 а], текстах СМИ [Костомаров 1994; Ильясова 2002; Шишкарева 2009 и др.], в рекламе [Бударагина 2009; Попова 2009], в интернет-коммуникации [Сидорова 2007; Осильбекова 2009; Сидорова, Стрельникова, Шувалова 2009]. В сфере художественной прозы графодеривация маркирует фрагменты синкретичного (художественно-публицистического) характера (как в приведенном выше примере из «Архипелага ГУЛага») или используется как средство создания комического эффекта; ср.:

Было это в сорок шестом году. Ещё до реформы, жили на карточки. По писательским, литерным, выдавали чуть побольше. Я получил уже литеру «А». Литератор.Кроме того, были литер-бетеры и прочие кое-какеры (В. Некрасов. Саперлипопет).

Таким образом, система естественного метаязыка обогащается и за счет семантических потенций тех единиц и конструкций, которые мы назвали аналогами метаоператоров, то есть таких единиц и конструкций, для которых функция метапоказателя не является основной, однако они выполняют ее «по совместительству». Поскольку аналоги не в каждом употреблении выступают как метаоператоры, иногда бывает трудно определить, эксплицирована ли в данном конкретном случае метаязыковая операция или имеют место иные отношения между компонентами. Например, О. Н. Иванищева приводит как примеры толкований следующие фрагменты [Иванищева 2008: 90, 92]:

(1)Восемнадцати лет от роду, меня, первокурсницу, отправили на целину.То есть туда, где степь, ковыль, небо, звёзды, элеватор и зерно, зерно, зерно (Л. Миллер. И чувствую себя невозвращенкой. Мелочи жизни); (2)Пока что весь дом в моём распоряжении; если же летом они все-таки отважатся пустить дачников– какую-нибудь интеллигентную семью с детишками, – мне придётся следить за порядком из просторного мезонина с отдельным входом (М. Бутов. Свобода).

В первом примере фраза, связанная с предыдущей пояснительным союзом, может быть интерпретирована и как вид толкования – экспликация периферийных элементов семантики (Целина – это место, где есть степь… и т. д.), и как фрагмент распространяющего характера (Отправили на целину, а там степь… и т. д.). Однако во втором примере толкование, на наш взгляд, отсутствует вовсе (хотя конструкция уточнения в принципе может использоваться и для оформления дефиниции). Видимо, при квалификации того или иного высказывания как метаязыкового следует учитывать интенции субъекта речи. Так, семантизация слова может быть вызвана тремя видами авторского намерения: а) объяснить значение полностью или частично непонятного адресату слова; б) выразить индивидуальное представление о смысле слова; в) дать слову образное, «риторическое» определение [57]. Во втором из приведенных примеров коммуникативные условия не требуют семантизации слова дачники как непонятного адресату; здесь нет попытки дать субъективную, образную, риторически окрашенную дефиницию. Таким образом, при установлении факта использования синтаксической конструкции в качестве метаоператора следует учитывать конкретные коммуникативные условия, которые требуют или не требуют метаязыкового комментария.

Конструкции, обозначающие выбор способа обозначения (нет N a , а есть N b ; не…, а и т. п.), могут выражать и спор о денотате, и спор о наименовании, которое в большей степени соответствует сущности обозначаемого:

– Любовь, дева, луна, поэзия… – перебил Череванин. – На свете нет любви, а есть аппетит здорового человека; нет девы, а есть бабы; вместо поэзии в жизни мерзость какая-то,скука и тоска неисходная (Н. Помяловский. Молотов).

Первое суждение (нет любви, а есть аппетит здорового человека) можно интерпретировать как выбор обозначения для денотата, более адекватного его свойствам, а можно рассматривать и как спор «о мире»: существует ли в действительности любовь, или ее нет, а существует лишь физическая потребность. Второе суждение (нет девы, а есть бабы) в большей степени похоже на спор о названии, поскольку обозначения дева и баба применимы к одному денотату, но различаются коннотациями. А третье суждение (вместо поэзии в жизни мерзость какая-то) может быть только высказыванием «о мире».

Возможно, в подобных случаях и не следует стремиться к четкой квалификации высказывания как суждения «о мире» или суждения «о языке»: семантическая амбивалентность таких высказываний является в художественной речи особым средством экспрессии.

Итак, метаоператоры и их аналоги – это материально выраженные показатели акта метаязыковой рефлексии, которой подвергается тот или иной объект (используемое в тексте слово или выражение). В то же время возможны рефлексивы, в которых языковая единица подвергается оценке, но факт этой оценки не отмечен какими-либо материально выраженными сигналами. В таких случаях будем говорить о нулевых метаоператорах, которые также отнесем к косвенным сигналам метаязыковой рефлексии.