Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Для «стихийного лингвиста» литературный язык – это не только и не столько социальный вариант общенародного языка, использующийся определенной группой носителей, сколько оценочная характеристика образцовой речи, которая ассоциируется с рафинированной культурой и, в первую очередь, с художественной литературой, а также может быть дана «в непосредственном наблюдении» в текстах публицистических жанров, в эпистолярных произведениях, в устном разговорном дискурсе [77]. Автор метаязыкового комментария в художественном тексте всегда соблюдает некую дистанцию по отношению к литературному языку.

Литературный применительно к языку (речи) означает в целом 'хороший, лучший'; это положительное качество, которое может проявляться в большей или меньшей степени, а также при необходимости усиливаться (ср.: надо бы выразить литературнее).

Центральную позицию в обыденной модели общенационального языка занимает та разновидность языка / речи, с которой рядовой носитель языка имеет дело ежедневно и которая обслуживает его насущные коммуникативные потребности. Выше отмечалось, что иногда такую разновидность языка называют просторе чие, актуализируя внутреннюю форму данного слова – 'простая речь, без усложнений'. Однако чаще для его обозначения используют «нетерминологические термины» обычный, нормальный, человеческий [78]язык. Ср.:

– У собаки инстинкт, то есть на обычном языке– привычка, – поглядывая краем глаза на Дудырева, внушительно принялся объяснять Митягин (В. Тендряков. Суд. НКРЯ); Я не готовился выступать, я буду говорить не по бумажке, нормальным языком(С. Алексиевич. Цинковые мальчики. НКРЯ); – Стибрили? / – Сбондили? /

– Сляпсили? / – Спёрли? / – Лафа, брат! / Все эти слова в переводе с бурсацкого на человеческий языкозначали: украли, а лафа — лихо! (Н. Помяловский. Очерки бурсы).

При этом в соответствии с особенностями «обыденной» лингвистики эти термины недифференцированно обозначают и язык, и речь, в которой он реализуется.

«Нормальный» язык – это немаркированная, основная форма речи, которая противопоставлена иным, маркированным формам, используемым в особых случаях: официальному дискурсу (1), специальной речи (2), социально маркированной (3) и территориально ограниченной речи (4):

(1)<���… > она «нанесла директору несколько ударов тупым предметом по голове», говоря нормальным языком,обломала об него стул (В. Доценко. Срок для Бешеного. НКРЯ); (2)«Произвольные параметры» в переводе на человеческий язык– это все, что в голову взбредет (Г. Гуревич. Нелинейная фантастика. НКРЯ); (3)Ты, Эдик, человек умный, а поэтому, если тебя мое мировоззрение заинтересовало, то я не буду по-жигански мурчать блатные истины. Расскажу нормальным человеческимязыком (А. Ростовский. Русский синдикат.

НКРЯ); (4)<���…> говорю я на обычномрусском языке, без какого-либо заметного акцента, присущего определенному региону страны или ближнего зарубежья <���…> (О. Гладов. Любовь стратегического назначения. НКРЯ).

В различных контекстах употребления актуализируются те или иные компоненты семантики, связанные в обыденном сознании с понятием «обычного» языка. Во-первых, это язык, который понятен большинству носителей [79](1) и не отклоняется от того, что принято считать нормой (2):

(1)Чартер является наиболее распространенным видом такого договора, оформляющего перевозку в трамповом (бродячем), то есть нерегулярном, нелинейном судоходстве. Говоря более человеческим языком,когда работаешь по тайм-чартеру, не знаешь времени возвращения в родной порт, не знаешь, куда пойдешь из очередного порта (В. Конецкий. Начало конца комедии. НКРЯ); (2) – Много видели, да мало знаете, а что знаете – так держите под замочком, – сказала она на нормальном русском языке,как в школе на уроке литературы (В. Конецкий. Вчерашние заботы).

Во-вторых, «нормальный» язык – это язык, на котором говорят о самых обычных для человека вещах:

Об этих. ямбах мы, кажется, уже давно договорились с вами, больной. Я достаточно опытный человек, я вам обещаю: все это с вас сойдет после первой же недели наших процедур. <���…> А недели через две вы будете говорить человеческим языкомнормальные вещи (Вен. Ерофеев. Вальпургиева ночь, или Шаги командора. НКРЯ).

Наконец, это речь, которая лишена иносказательности и уловок (1) и восприятие которой не затруднено излишней замысловатостью формы (2):

(1) – А в то же время – определенные круги на Западе его имя используют в неблаговидных целях… / – Ох, не надо про «определенные круги на Западе», – сказала мама. – Не надо про «неблаговидные цели». Это уже не человеческий язык(Г. Владимов. Не обращайте вниманья, маэстро. НКРЯ); (2)<���…> на шум вышел из дому сам Чмоков Хозяин. / – Мой четвероногий друг, не будешь ли ты так добр кратко изложить мне причины этого с трудом выносимого нарушения тишины? – сказал Хозяин. Конечно, не всякий догадался бы, что все это значит, но Чмок привык к тому, как выражается Хозяин, и он сразу перевел его слова на простой человеческий язык.Получилось: / – Ты что тут шумишь? / – Я кошку прогоняю, – ответил Чмок и залаял вдвое громче. / – Прогоняешь Кошку? – удивился Хозяин. – А каковы мотивы этих странных действий, мой юный друг? / В переводе на простой человеческий языкэто означало: / – А зачем? (Б. Заходер. Сказки для людей. НКРЯ).

Особое, центральное положение «обычного» языка в обыденном метаязыковом представлении подтверждается и тем обстоятельством, что в сознании носителя именно этот язык имеет статус «первичного» кода. В тех случаях, когда адресат воспринимает речь на одном из «вторичных» кодов (маркированные разновидности языка – социальный или территориальный диалект, профессиональная речь и т. п.), ему требуется обязательное перекодирование средствами «обычного» языка [80]. Ср.:

<���…> в целях принятой в телефонных разговорах предосторожности он докладывал сложившуюся к исходу дня обстановку на замысловатом армейском арго, Бессонов легко переводил его доклад на обычный язык(Ю. Бондарев. Горячий снег); Их просто-напросто бросил наш конвой, когда они шли к вам. Наше милое адмиралтейство приказало командиру конвоя предоставить транспортам «право самостоятельного плавания». В переводе на нормальный языкэто означает: «Спасайся кто может!» (Ю. Герман. Дорогой мой человек).

Итак, общенациональный русский язык представлен в обыденном метаязыковом сознании совокупностью вариантов (см. схему 3 на с. 154).