Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике

В то же время образования с приставкой во– были дважды ограничены категориально. Они были представлены в старших мате-риалах преимущественно формами наречий, [39]т. е. частью речи, долгое время не подвергавшейся серьезному изучению (последствия этого сказываются в нашей науке и сегодня), и притом формами наречий, связанными с выражением степеней качества, т. е. категории, которая до сих пор остается одной из наименее изученных в славянском языкознании, даже применительно к литературным вариантам славянских языков.

Потребовалось более полувека, чтобы от простой регистрации соответствующих фактов (сначала как «местных идиотизмов», как «отмен, противных грамматическим правилам» [Кузмищев 1848: 38, 39], затем как экзотических диалектизмов, используемых в качестве различительного признака определенных говоров), обратиться к ним как к особому языковому явлению, требующему теоретического осмысления. И, как это характерно вообще для истории изучения периферийных и раритетных явлений языка, этот новый – теоретический – этап в изучении рассматриваемых форм на во- открыли этимологи: сначала А. Г. Преображенский [Преображен-ский1959: 1, 101; 2, 36 доп. паг], а полвека спустя М. Фасмер [Фасмер 1973: 4, 142].

Однако выдвинутые ими этимологические версии, лишенные какого бы то ни было системно-семантического и словообразовательного обоснования, не опирающиеся на необходимый анализ категории и форм степеней качества в славянских языках и обращенные к сознанию читателя только со стороны постулируемых ими фонетических связей, оказались преждевременными (подробный анализ указанных этимологии см. в работе [Пеньковский 1974], публикуемой здесь в качестве приложения). Такова обычная плата за этимологический приоритет. Этимология подобна банковским билетам: она требует полноценного обеспечения золотыми запасами языковых фактов и активами их научного описания и истолкования.

Необходимый фактический материал русская диалектология получила. Благодаря активному сбору новых данных для Общеславянского лингвистического атласа и диалектных словарей, благодаря работе над сводом накопленных словарных фактов в «Словаре русских народных говоров» в 50 – 60-х годах был выявлен обширный круг наречных и адъективных образований типа вокрасно, вокрасный и т. п., распространенных в говорах Сибири и Среднего Урала. [40]Они не могли теперь не привлечь внимания исследователей, и за сравнительно короткий срок им были посвящены две специальные статьи – Л. В. Сахарного (1960) и Ф. П. Филина (1972).

Работа Л. В. Сахарного «Наречия и прилагательные с префиксом во– в говорах Свердловской области» [Сахарный 1960: 146–162] представляет первый в нашей науке опыт обобщения всего известного автору предшествующего материала и анализа его на основе новых данных, собранных им в говорах Свердловской и ряда соседних областей. Впервые образования с во– были объединены здесь в таком мощном корпусе фактов (их список включает производные более чем от 70 корней), и не случайно, что именно на этой фактической основе построены соответствующие статьи «Словаря русских говоров Среднего Урала», а затем и «Словаря русских народных говоров».

В то же время здесь впервые был поставлен ряд важных теоретических вопросов, связанных с особенностями семантики, словообразования и употребления форм на во-, и предложены некоторые возможные их решения.

Появившаяся позднее, но независимая от предшествующей небольшая заметка Ф. П. Филина «Вокрасно, вокрасный» [Филин 1972: 268–271] основана на материалах «Словаря русских народных говоров». Она несколько расширяет объем анализируемых фактов (в частности, за счет не выделяемых специально Л. В. Сахарным образований типа восырь, вохолодь), содержит ряд важных заключений лингвогеографического характера и выдвигает некоторые новые вопросы, связанные с семантическими и акцентными признаками рассматриваемых форм. Работу эту, однако, отличает преимущественная этимологическая направленность.

Не исчерпывая, естественно, ни материал, ни те проблемы, которые встают в связи с его анализом, обе эти работы создают надежную основу и стимулы для дальнейшего изучения форм на во-.

1. Формы с во– распространены сейчас в обширном ареале северо-восточных говоров русского языка, центром которого являются говоры Среднего Урала. На восток от Урала формы с во- функционируют во многих говорах северновеликорусского типа вплоть до побережья Тихого океана. На запад от Урала, с постепенным сокращением продуктивности этой словообразовательной модели, они известны пермским, кировским и челябинским говорам [Сахарный 1960: 147, 157, 160; Филин 1972: 268–269].

Отмечая, что в картотеке «Словаря русских народных говоров» нет ни одного примера из говоров северо-западных и центральных областей, поволжских земель и южновеликорусской территории, Ф. П. Филин включает в ареал форм с во– архангельские, вологодские и костромские говоры [Филин 1972: 268–269]. Следует заметить, однако, что материалы СРНГ располагают для этих трех диалектных территорий лишь отдельными, единичными и к тому же не самыми показательными фактами. Так, вологодские говоры представлены в этом собрании всего двумя формами. Одна из них – возвднко (1887) – извлечена из песенного текста ( «Седоки песни поют, Колокольчики возвонко Звенят вунывно под дугой» [СРНГ 1970: 5, 16]), и, может быть, именно этим и объясняется ее уникальное ударение на основе; при характерном для подобных образований и достаточно последовательно проведенном энантиосемическом совмещении полярных значений «ослабления» и «усиления» степени качества (ср.: вогорячо ‘не очень горячо’ и ‘слишком горячо’) имеет нейтральное значение ‘звонко’ и потому кажется не вполне надежной (ср. здесь же являющееся, по-видимому, испорченным вунувно ‘заунывно’ ). Вторая же – восырь (1897) – реализует другую словообразовательную модель, представленную в говорах значительно меньшим числом образований, но имеющую зато более широкое распространение.

Учитывая, что формы типа восырь известны единично владимирским и соседним ивановским говорам (основываемся на материалах собственных наблюдений), можно было бы высказать предположение, что еще в недавнем прошлом они были свойственны всем северно-русским говорам, всему северно-русскому наречию в целом или по крайней мере значительной его части.

Во всяком случае, именно в пользу этого предположения говорит тот факт, что большинство костромских материалов, содержащихся в СРНГ, представлено образованиями именно этого типа. Ср. здесь: воблизь (Буйск., 1897), вокись (Ветл., 1922), восырь (там же), вохолодь (Ветл., 1913) и – лишь один пример – вобел (Ветл., 1922). [41]