Владимир Аннушкин - Основы русской филологии. Курс лекций

Этот терминологический сдвиг мы и наблюдаем в сочинениях выдающихся советских академиков-востоковедов В. М. Алексеева и Н. И. Конрада, творивших, конечно, в рамках сложившейся и общепринятой к тому времени терминологии. Так, Н. И. Конрад, анализируя книгу «Вэньсюань», созданную Сяо Туном (501–531) и «десятью учеными высокого кабинета», которыми окружил себя Сяо Тун, переводит ее название как «Избранное в литературе», или «Антология литературы». В этой «Антологии» 30 разделов, 760 произведений, принадлежащих 1390 авторам, и все произведения разбиты на 39 жанров. Среди них не только стихи, «поэмы в прозе», но и проза обычная: доклады чиновников, статьи публицистического характера, надгробные речи, эпитафии, панегирики и т. д. Очевидно, что это не только то, что мы назвали бы изящной словесностью, или литературой, но сочинения более широкого характера и содержания – именно их и стоит подвести под общее название «словесности».

Характерно, что среди этих произведений «нет произведений Чжоуского графа (Чжоу-гуна. – Н. К.) и Куна (Конфуция), нашего отца… они вечны среди нас, как солнце и луна в небесах, и сверхъестественно глубоки, словно хотят спорить с божественными силами…» [Конрад 1977: 549]. Напрашивается аналогия с русской традицией: как Священное Писание, или тексты Божественного Откровения, не соединялись с последующими текстами, пусть даже и духовно ориентированными, а стояли как бы над ними в их «божественном сиянии и блеске», так и тексты Чжоу-гуна и Конфуция отделены от последующих многочисленных текстов «Антологии», происшедших от главных текстов культуры. Роль филолога и на Западе, и на Востоке заключалась в том, чтобы отбирать и закреплять эти основные культурно значимые тексты, будь это «Антологии» в китайской традиции или хрестоматии книжников в русской филологии. Предлагаем тексты, положенные в основу каждой из цивилизаций, назвать главными текстами культуры– ими будут Священное Писание для европейской традиции, тексты Чжоу-гуна и Конфуция для китайской традиции, а последующие отобранные и сохраняемые тексты основными культурно значимыми текстамицивилизаций.

Характерна еще одна аналогия с русской традицией, которая напрашивается при знакомстве с описанным Н. И. Конрадом китайским понятием «литература»: «Литературным произведением следует считать вообще то, в чем "собраны и соединены краски слов, отделаны и сопоставлены цветы фраз". Так это слово звучит в упрощенном русском переводе, упрощенном потому, что китайское слово, переданное нами русским «краски» в выражении «краски слов», имеет значение «окраска», «узор», а слово, переданное русским «цветы» в выражении «цветы фраз» означает в то же время «блеск», «красота». Но мысль Сяо Туна понятна: …основным признаком подлинного художественного произведения является его художественность, причем такая художественность, которая выражена в отделке каждого слова, каждой фразы. Только такие произведения он называет ханьцзао – словом, по значению очень близким к тому, что у нас называлось в свое время «изящной словесностью» или «изящным слогом»» [Конрад 1977:550].

Как видим, Н. И. Конрад сам проговаривается насчет «словесности», хотя уже в более позднем ее понимании, характерном, скорее, для второй половины XIX в. Аналогия же напрашивается следующая: «краски слов», «цветы фраз» – это то, что в русской традиции объяснялось как красноречие – искусство (природное дарование, умение) убедительной, украшенной, уместной речи. Причем в русской классической традиции до середины XIX в. «теорией красноречия» называется риторика, а само красноречие рассматривается как искусство создания прозаических текстов самых разных видов и жанров словесности (см. подробнее [Аннушкин 2003]).

Таким образом, анализ развитого состояния словесной культуры в русской и китайской традициях позволяет провести следующие аналогии:

1. В русской (европейской) традиции существует основное понятие слово, которое воплощает в себе идею Слова-Логоса, равнозначную идее Бога, Божественного сотворения мира и человека, который наделяется даром слова. Китайская культура воплощает идею творения мира, абсолютной истины и правильности пути в дао, которое находит выражение в концепте вэнь, означающем все совершенное в мире и человеке как существе, способном выразить это совершенство в словесной форме.

2. Идея любви к слову, нашедшая выражение в европейской науке филологии, реализуется в деяниях филолога как носителя культуры, а именно: в создании, отборе и систематизации наиболее совершенных произведений слова, которые в более поздней науке XX столетия обозначены литературой, а в более ранней русской традиции выражаются термином словесность.

3. Существуют основные ключевые тексты русской и китайской культур (русскую культуру в данном случае мы рассматриваем как частное выражение одной из европейских культур) – это Священное Писание (Книги Ветхого и Нового Завета) и сочинения основателей китайской философии, исторического китайского мировоззрения (прежде всего Конфуция и Чжоу-гуна). Эти главные тексты лежат в основе культур, и именно из них начинают развиваться все последующие основные культурно значимые тексты.

4. Каждая словесная культура создает свою филологию как излюбленные, отобранные тексты культуры (ныне их называют также прецедентными, в связи с тем что они становятся образцами для последующих текстов). Каждая культура усилиями своих книжников создает свою антологию текстов, которую называют в русской традиции либо словесностью, либо литературой, а в китайской традиции называют вэнь.

5. Отбор основных культурно значимых текстов ведется по принципам украшенности речи, изящности и выразительности слова, наиболее точно соответствующим в русской традиции понятиям красноречия в ранней традиции, художественности – в более поздней. В русской риторической культуре всегда ценилась традиция истинного (в противоположность ложному) красноречия, которое всегда требовало соответствия идеям истины и общего блага.

6. Имеется еще множество аналогий: например, комментарий к триграммам «И-цзин» состоял в появлении «слов», которые записаны в «Си цы-чжуань» (вероятно, VII в. до н. э.), где Вэнь-ван, идеальный правитель, мудрец-монарх, «привязал к триграммам цы и сделал ясным счастье и несчастье». Цы, как поясняет академик Н. И. Конрад, «тут значит именно «слово», слово человеческого языка, с помощью которого Вэнь-ван объяснил понятным людям смысл триграмм в приложении к человеческой судьбе» [Конрад 1977: 551].

В сделанном анализе отражено понимание концепта слово по преимуществу в ранней традиции, однако, несмотря на то что в современных науках более говорится о языке и речи (предпочитаем здесь не затрагивать преимущественно соссюровское, упрощенное понимание этих категорий, господствующее в современной лингвистике), классическое понимание Слова как инструмента творения мира, организации человеческого бытия и, главное, средства сохранения и приумножения культуры тем не менее продолжает существовать в сознании современного человека, а это верный знак того, что наша культура не погибает, а продолжает развиваться и совершенствоваться.