Наталья Иванова - Либерализм: взгляд из литературы

Оппозиция «неозападники – неославянофилы» сегодня уже во многом выглядит устаревшей, уходящей на периферию общественных дискуссий, после долгих лет обостренных взаимных обвинений она вытесняется на идеологическую обочину, становится второстепенной. Возникает ощущение, что «главный русский спор» [37] , на который ушло так много энергии, не то что бы закончен, отменен или «разрешен» – нет, он подвергается новым значительным «вливаниям», видоизменяется, перерождается – под влиянием глобальных сдвигов, угрозы террора и катастроф. Вытесняя и заменяя ту дискуссию, на первый план выходит (все более обостряясь в связи с вовлечением мощного актуального международного материала) оппозиция «либералы – антилибералы». В самых разных идеологических оттенках: к ней подключаются как литературные радикалы «слева» (в широком спектре от книг Э. Лимонова до текстов А. Цветкова, Себастьяна Найта, Гарика Осипова, Всеволода Емелина, Сергея Троицкого «Паука», Дмитрия Пименова и т. д.), так и ультраправые националисты (см. тексты А. Проханова, Дм. Ольшанского), а также те, кто именует себя настоящими, «правыми» консерваторами.

Либерализм в России почти всегда был консервативным: «конституирующим признаком либеральной социальной философии является мера, удерживающая свободный человеческий дух в общественных рамках и культурных формах» [38] . И тем не менее в России (исключая советский период) именно либерализм, насаждаемый «узким кругом интеллектуалов в элите», был орудием модернизации – в отличие от Европы, где либерализм возникает снизу. В России же «трагедия и русского консерватизма, и русского либерализма заключалась в том, что вопрос о динамике , о плавности преобразований, был <���…> подменен вопросом о ценностях » [39] . То же самое происходит и сегодня, в том числе и в литературе: многие из критиков либерализма имеют в виду отнюдь не либерализм как таковой, а ведущую государственную идеологию (хотя именно государственная идеология прагматически «подключается» к либерализму – иначе невозможна никакая модернизация, удвоение ВВП и тому подобные близкие и далекие экономические цели, поставленные перед правительством).

А в литературе сегодня оппозиция либерализму выстраивается из «самоназывающегося» консерватизма, представленного самыми разными авторами – от праворадикального Михаила Ремизова [40] , взявшего в пример «либерального консерватора» Алексея Кара-Мурзу [41] , до Максима Соколова. [42]

Пристыженный либерализм всячески отрекается от идеологии и социальности в литературе, клянется неангажированностью, – радикализм слева и справа действует с открытых идеологических позиций (ниша ведь свободна – и ее немедленно заполняют): «Мы гениальные поэты, / Мы ничего не станем ждать, / Мы купим злые пистолеты / И будем нагло убивать». [43]

Из другого стихотворения: «Любить Автору и Рейхстаг, / Топор, и бритву в кокаине, / И свастику, и красный флаг, / И Гитлера, и Муссолини».

Ключевыми темами и стихов, и прозы становятся наряду с реабилитацией фашизма и прославлением коммунизма каннибализм, убийство, насилие, агрессия, террор: «Как я люблю тебя, Моцарт-товарищ, / Гитлер-товарищ не переваришь, / Гитлер амиго принцем Тамино / Нежно рисует домы в руине…» [44]

«Закрывая глаза, я вижу банды диких девочек, громящих города. Они орут, визжат, кидают камни и стреляют. Современное оружие не требует для употребления его мясомассных здоровяков-спецназовцев. Тот, кто может поднять автомат, – сможет и стрелять из него» [45] . Лимонова держали в тюрьме за хранение (распространение?) оружия, но кто подсчитал, как отзывается атака на подсознание – словом?

Антилиберальный проект в отличие от размытого, до конца не отрефлектированного либерализма существует в формах массовой культуры, пользуется массовым спросом. Массовым спросом пользуется антидемократизм, моральная извращенность, ксенофобия – в масслитературе. Фашизированная литература отражает целый комплекс массовых представлений.

В этой ситуации идеологическое противостояние антилиберализму (что подчеркивается на семинарах и «круглых столах»), который упрощает и уничтожает либеральное пространство, подменяет либеральные свободы, – разумно.

Однако это самостоятельный выбор каждого. Отсечение экстремизма для литературы чревато утратой энергии, смешивающей «радикальные» краски, – говорилось и об этом. Сочетать свободу личности и творчества с противостоянием «бесчеловечному свободному посланию, унижающему и уничтожающему свободу наряду с унижением и уничтожением других ценностей» (Андрей Дмитриев), – задача писателя, который заявляет себя либералом в нынешнем историческом моменте. Размежевание должно быть внятным.

Дискуссия развернулась вокруг гражданской войны в литературе, хотя разоружилась (в силу собственного либерализма) только одна сторона. Однако литература идейно бесконфликтная сегодня невозможна – расколото на «либералов» и «антилибералов» само общество, требующее от литературы адекватного отношения (или оставляющего литературу вне своих интересов).

Отсюда – еще одна важная тема.

Существует ли единое литературное поле? И если да, то как его описать? А разве едина – сама литература? Она «поле брани» антилибералов с либералами – или поле плодоносящей словесности?

Обсуждение этих насущных для литературы в целом вопросов с неизбежностью приводит к обсуждению роли и влияния литературной критики как одного из важнейших инструментов литературной мысли. В этом семинаре ситуационный анализ проводили Андрей Василевский, Борис Дубин, Игорь Захаров, Глеб Морев, Абрам Рейтблат, Михаил Эдельштейн, Евгений Сабуров.

Литературная критика, как утверждалось, сегодня не перегружает себя амбициозными интеллектуальными заданиями (а гражданскими – тем более). Она может анализировать разные типы и уровни «литератур» – и полемизировать вокруг своего предмета. Но литература как «потребление» имеет своего рекламиста, а литература как канон имеет своего популяризатора. Зачем – критика? Она работает с разными типами литератур как с фактами культуры, с тем, что там скрыто, а не распахнуто взору; с тем, о чем умалчивается за громкими словами (Б. Дубин). Размежевание в литературной критике, считает Г. Морев, происходит по формату, а не по идеологическому принципу. Но это – размежевание, значит, каждый критик работает в своем формате, полемика сама собой исключается. А критика без полемики умирает, критика возникает только на оппонировании (А. Рейтблат). Если же критики разумно распределяют себя по делянкам (условную Маринину не читаю, потому что мой профессиональный интерес лежит в толстожурнальной прозе), то пропадает целостность взгляда. То есть получается, что критик, выбирая себе литературу, исключает существование ее «поля». Но и «объять необъятное» (а в литературе сегодня явное перепроизводство текстов) тоже невозможно.