Ефрем Язовицкий - Говорите правильно. Эстетика речи

В переносном смысле — коварные дары, приносимые с предательской целью. Выражение пришло из греческих сказаний о Троянской войне. Данáйцы (греки), долго и упорно осаждавшие Трою, понимая безнадежность затеянного ими предприятия, решили, наконец, прибегнуть к военной хитрости. Соорудив огромного деревянного коня, в котором могли спрятаться самые могучие герои греков, они оставили его у стен осажденного города, а сами сделали вид, что уплывают в открытое море. Думая, что греки наконец покинули Трою, жители ее вышли из города и устремились к греческому стану. Там они увидели деревянного коня и остановились в недоумении. Одни из них советовали сбросить его в море, другие — везти в город и поставить в Акрóполе как памятник долгожданной победы. Против последнего предложения выступил троянский жрец Лаокоóн; он уверял, что деревянный конь — это военная хитрость данайцев, и заклинал своих соотечественников уничтожить его: «Боюсь данайцев, дары приносящих». Но, как повествует предание, «помрачили боги разум троянцев, и решили они ввезти злополучного коня в город». Сидевшие внутри коня данайские воины во главе с Одиссéем темной ночью осторожно вышли оттуда, открыли ворота вернувшимся отрядам греков, и Троя была разрушена до основания.

В римской мифологии Я'нус — бог времени, входа н выхода, начала и конца. Имя его образовано от латинского слова janua — дверь. Статуи Януса обычно ставились на арках, перед различными входами. Изображался Янус с двумя лицами: старым и молодым; первое было всегда обращено назад, в прошлое, а второе — вперед, в будущее. В современном употреблении выражение двуликий Янус означает двуличный человек. Объясняя это выражение, автор Толкового словаря русского языка В. И. Даль пишет: «От... двуликих Янусов и взялась законная поговорка наша: «Не съевши с человеком пуда соли, его не узнаешь».

На страницах журналов и газет, в высказываниях политических и общественных деятелей часто встречается выражение желтая пресса , относящееся к буржуазной печати. Причем добавочные эпитеты, которыми обычно сопровождается эта печать, имеют весьма определенный, ярко подчеркнутый смысл. Вот некоторые из них: продажная, лживая, гнусная, крикливая, скандальная, падкая на дешевую сенсацию, подлая. Но при чем тут желтая окраска? А вот при чем. В 1895 году одна из нью- йоркских газет «Уорлд» в погоне за дешевой сенсацией начала печатать на первой странице рисунок Ричарда Áуткоулта, изображавший маленького ребенка в желтой рубашке. Этот ребенок потешал читателей газеты забавными историями и анекдотами. Другая американская газета «Нью-Йорк джорнал», дела которой были весьма плохи, перехватила эту инициативу и стала помещать на своих страницах такого же желтого «вундеркинда». Из-за этого между двумя газетами разгорелся ожесточенный спор, каждая из них с пеной у рта доказывала право первенства, обрушивая на голову противника потоки журналистской брани. В 1896 году редактор американского журнала «Нью-Йорк пресс» Уордмен вмешался в эту шумную дискуссию, напечатав в своем журнале статью, в которой назвал газеты, передравшиеся из-за «желтого вундеркинда», желтой прессой. С тех пор это выражение и привилось как обозначение гнусной, лживой, продажной печати, гоняющейся за дешевой, низкопробной сенсацией. Говоря о желтой прессе, В. И. Ленин писал: «Гнуснейшая клевета, подтасовки, грубая ложь и утонченная работа запутывания читателя — все эти приемы желтая и вообще буржуазная пресса пускает в ход с необыкновенным усердием» (Соч., т. 25, стр. 147).

Иносказательно — что-либо непонятное, загадочное, неразрешимое. Как гласит сказание, изложенное в одной из древнегреческих трагедий, великое уныние царило в Фивах, когда туда после долгих мытарств и злоключений пришел, наконец, сын фиванского царя Эдип. Страшный сфинкс — чудовище с лицом женщины, туловищем льва и крыльями птицы — поселился на горе около Фив и не давал покоя жителям города. Оп подстерегал прохожих, задавал им какую-нибудь загадку и убивал всех, кто не мог ее разгадать. Желая избавить город от постигшего его несчастья, Эдип отправился к сфинксу, и тот задал ему одну из труднейших своих загадок: «Кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» Не задумавшись ни на единый миг, Эдип ответил Сфинксу: «Это — человек, который в детстве, когда он еще мал и переживает утро свой жизни, — ползет на четырех ногах. Днем, в зрелом возрасте, он ходит на двух ногах, а в старости (вечером), становясь дряхлым и слабым, берет в руки костыль и, пользуясь им, ходит уже не на двух, а на трех ногах». Посрамленный Сфинкс не выдержал позора, взмахнул крыльями и бросился с огромной скалы в бушующее море.

В 1826 году А. С. Пушкин писал, обращаясь к сосланным на каторгу декабристам:

На эти страстные, ободряющие слова поэт-декабрист А. И. Одоевский вдохновенно ответил:

Строка «Из искры возгорится пламя», передающая заветное желание декабристов, стала любимым крылатым выражением русских революционеров и в 1900 году была поставлена в качестве эпиграфа в заголовке газеты «Искра», руководимой В. И. Лениным. В наши дни выражение Из искры возгорится пламя употребляется чаще всего иносказательно, как подтверждение того, что из малого может при благоприятных условиях родиться важное, значительное, великое.

Так говорят о человеке, наделенном большой властью, захватившем ее на короткое время. Выражение берет начало от истории, рассказанной в сказке «Сон наяву, или Калиф на час», помещенной в знаменитом сборнике арабских сказок «Тысяча и одна ночь». История эта такова: Багдадский калиф Гарýн-аль-Рашúд, осматривая однажды свои владения, под видом приезжего купца, встретил молодого человека по имени Абý-Гассáн. Из беседы, проходившей весело и непринужденно, Гарун-аль-Рашид узнал, что молодой багдадец мечтает хоть на один день сделаться калифом и насладиться прелестью царской власти. Любивший пошутить, Гарун-аль-Рашид подсыпал Абу-Гассану в вино снотворный порошок, а когда молодой человек уснул, велел перенести его в свой дворец. Подчиненным был отдан строгий приказ не подавать виду и оказывать Абу-Гассану, после того как он проснется, все почести, подобающие калифу, с тем, чтобы он поверил в свое чудесное превращение. Проснувшись, Абу-Гассан был так поражен происшедшей переменой, что решительно восстал против нее. Но видя, что все его приказания беспрекословно выполняются, и слыша, как окружающие поминутно величают его калифом, поверил в то, что он действительно калиф. Целый день Абу-Гассан наслаждался роскошью придворной жизни, своим мнимым величием и отдавал приказания визирям и слугам, а вечером его снова напоили снотворным и отнесли домой. Когда новоявленный калиф проснулся и увидел себя в домашней обстановке, он долго не мог понять, как произошло это второе превращение и был он калифом или нет.