Коллектив авторов - Мортальность в литературе и культуре
- Название:Мортальность в литературе и культуре
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «НЛО»f0e10de7-81db-11e4-b821-0025905a0812
- Год:2015
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4448-0407-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Коллектив авторов - Мортальность в литературе и культуре краткое содержание
В сборник вошли статьи, посвященные широкому кругу вопросов, связанных с гуманитарной и литературоведческой танатологией. Задача – исследовать художественный и социокультурный опыт осмысления и описания смерти. Мортальность рассматривается на обширном материале с разных научно-теоретических позиций. Анализ танатологической проблематики ведется с учетом организации художественной речи, особенностей повествования, семиотических механизмов репрезентации, национального и гендерного аспектов, жанра, топики и т. д.
Издание адресовано филологам, а также всем гуманитариям, интересующимся мортальным дискурсом в культуре.
Мортальность в литературе и культуре - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Суть причитания как жанра – в его медиативности, попытке связать мир живых и мир мертвых, которые сосуществуют бок о бок. Пространство мира живых и мира мертвых симметрично. Так, гроб метафорически назван «новым домом» («новой горенкой», «сосновым домичком»). «Жилище» умершего не называется прямо, а описывается через косвенные признаки: «Без тебя‐то ведь, тё…ой…тушка, / Тебе состроили до…ой…мичок – те / Без дверей, без око…ой…шечёк, те / Без брусовых‐то ла…ой…вочёк, те / Без текучёго жо…ой…лобу!», «Тибе выстроён домицёк, / Без дверей, без окошецёк, / Да щелей, без протёсочёк» 324. С точки зрения живого человека, дом без окон воспринимается как неправильный, не соответствующий норме. При этом причитальщица осведомляется у покойного, по нраву ли ему такое жилище: «Ой, тебе сделали, мамушка, / Ой, тебе горенку новую, / Ой, новую, безоконную, / Ой, без дверей, без окошечёк! / Ой, да погленулась ли мамушке, / Ой, да погленулась ли родимой‐то, / Ой, тебе горенка новая?» 325Если для этого мира дом без окон неправильный, то для того света именно он является правильным, законным. Поэтому он должен умиротворить (удовлетворить) умершего.
Дом в причётах дублирует человека. Дом, где все живы-здоровы, радостен, как человек, окруженный благополучными родными. Потеряв хозяина (хозяйку), дом горюет. Образ дома, обливающегося слезами, перекликается с образом человека, в частности самой причитальщицы: «Ой тошнёшенько, я без ветру зашаталасе, / <���…> / Ой тошнёшенько, я слёзонькам умываюсе!», «Да он (дом) стоит притуманен, / Он без ветру шатаецэ, / Да без дождя уливаетсэ» 326. Горе – это своего рода омертвение. Дом, в котором умер человек, по своим характеристикам приближается к гробу. Изменения, которые происходят с домом, параллельны изменениям в человеке – окна потемнели, глаза закрылись (тема темноты и слепоты): «Ох, овдовили горенки, / Забусели 327околенки / Без корминеця батюшка», «Эй, как ты пойдем, моя сухота, / Эй, как в нашу темную темницю. / Эй, как погляди-ко, сухотушка, / Эй, за эти те за денечики: / Эй, как что у темные темници, / Эй, у вашею потюремщици, / Эй, как лисёнки провалилися, / Эй, окошечко покосилося!» 328С одной стороны, перед нами описание запущенного хозяйства, с другой – образ-символ. Окно и лестница связывают пространство: внешнее и внутреннее, верх и низ. Нарушение их функций соотносится с превращением дома в нечто, подобное могиле (лишенное развития, лишенное связи с белым светом, темное). С утратой одного из людей космос дома не может восстановиться полностью. Такой дом находится на границе космоса и хаоса подобно тому, как сирота находится между социумом живых и предками.
В мифологической картине мира тело человека – это модель космоса. Во многих мифологиях мир возник из тела антропоморфного существа, в некоторых контекстах именно телесные признаки и особенности призваны представлять человека как такового. Вместе с тем соотношение понятий «тело» и «человек» («я») неоднозначно. Исследователи языка и литературы пишут о теле как о «внеположном», принадлежащем человеку, но не тождественном ему 329. В христианском представлении, непосредственно влияющем на мировоззрение народа, тело – это нечто внешнее по отношению к человеку. «Тело – дом души, ее одеяние, ее орудие» 330.
В причитаниях лексика, обозначающая части тела, употребляется относительно покойника и живых людей, в первую очередь самой причитальщицы и сирот. Умерший человек предстает как бы в двух ипостасях: души-птицы , улетающей от родных, и тела , неподвижно лежащего в гробу и не откликающегося на приглашение встать. Характеристики тела причитальщицы и сирот приближаются к описанию умершего, что служит доказательством их горя и промежуточного положения между миром живых и миром мертвых.
Для создания образа человека важны такие проявления телесности, как слезы, голос, образ письма-грамотки на тот свет, написанной слезами и словами. Они служат мостом и дорóгой между миром живых и миром мертвых. Душа приравнивается к дыханию и движению. Отглагольными существительными выражены действия, которые невозможны для тела умершего. Причитальщица просит душу вернуться в тело, а действия – в соответствующие его части: «хоженьице» в ноги, «держаньице-маханьице» в руки, «говореньице» в уста и т. д. Речь идет о возвращении жизни на время поминального «гостевания» умершего в доме родных. В причётах описывается, как сироте видится покойник, возвращающийся с кладбища домой: его движение затруднено, иногда возникает образ костыля, на который опирается умерший – свидетельство его принадлежности тому свету. Обращение «гостья милая-невидимая» относится к душе, приглашенной на поминки. Вне тела она невидима. Образно связаны тело и одежда: душа оставляет тело, как изношенное платье, в поминальных плачах душа вновь «одевается» в тело (держаньице в руки, как руки в рукава и т. д.).
В фольклорных текстах тело представлено в двух значениях: собственно человек и останки умершего. По наблюдениям К. Г. Завалишиной, тело как целое – доминанта только русской народно-песенной традиции. Причем на этом образе отчетливо прослеживается особенность «человека телесного» в русском фольклоре: доминанта негативных переживаний (состояний), тогда как в немецкой и английской лирике разные эмоции представлены в равной степени 331. В Кадуйском районе, когда опускали гроб в могилу, причитали следующим образом: «Уш ты матушка сыра земля, / Ты прими-тко тело белоё. / Тело белоё, хорошоё. / Оно не стружено, не нужено» 332. «Стружено» – причастие от стружить (строгать) – «говорится также о царапании или сдирании тела ногтями или чем‐нибудь острым» 333. Это слово пришло из языка молитв, где применялось в описании мучений, которым подвергалось тело праведника. Причастие «нужено» образовано от глагола « нудить, нуживать кого, принуждать, понуждать, неволить, силовать, заставлять… Нуженая присяга не нашъ грѣхъ. Нуженаго Богъ прощаетъ » 334. Принуждение к работе и истязания – негативные факторы, разрушающие тело. Они – знак отверженного положения в жизни и сиротства. В причётах акцентируется вольность оплакиваемого, его жизнь была хорошая, счастливая, т. е. без принудительного и чрезмерного труда. Это подчеркивает немотивированность его смерти. Вместе с тем такой – хороший – умерший должен задобрить мать-землю и может быть воспринят как дар ей.
«Телом мертвым» назван умерший в похоронном причёте перед выносом гроба: «Подойду да я бедно – горькая, / Ой, ко гробу да к новому, / Ой, да к телу да к мёртвому» 335. Когда речь идет о теле умершего, подчеркиваются две вещи: его идеальность и пассивность (безответность): «Подойду я сиротиночка / Ко углу да ко переднему, / Ко столу да ко дубовому, / Ко саду да ко зеленому, / Я ко телу‐то ко белому, / Ко языку безответному» 336.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: