Коллектив авторов - Мортальность в литературе и культуре

Параллель тела и одежды прослеживается в разных фрагментах причётов. «Умиральное платьице» – первый сигнал к тому, что в этом теле уже нет души. Измятое платье и испачканное (измаранное) тело есть следствие отверженного положения оплакиваемой, показатель тяжести дороги (между тем и этим светом), вообще странничества (странник, не принадлежащий никакому дому, имеет изношенные одежды, как и гостья , странствующая между миром живых и миром мертвых). На символическом уровне тело и одежда связаны более тесно. «По падении и при изгнании из рая даны человеку кожаные ризы (Быт. 3, 21), тогда, говорит святой Иоанн Дамаскин, «он облекся в смертность, или в смертную грубую плоть, что означают кожаные ризы» 337. Тело – это одежда души. Платье – одежда тела (одежда одежды). В обряде новое платье – важный (неопровержимый) знак нового состояния, будь то саван или вдовье (траурное) платье: «Не пора бы те, не времечко, / <���…> / В черно платье одеватися, / Да молодой вдовой назватися» 338. В похоронных плачах «нецветное», «печальное», «умиральное платьице» – первое, что замечает причитальщица, видя умершую. «Подруженька» одета в «скруту-пылатье нецве…етное, / О, эте-мене да платьице умира…льное» 339.

Неподвижность тела – одно приготовление к переходу на тот свет; обретение душой нового, птичьего облика – другое. Птичье и человечье в образе умершего едино (ср. девушка-птица в свадебном и сказочном фольклоре): «Тут лежит да наряжена / Сизая‐то голубушка, / Да милая‐то подруженька, / На ней платье не цветное / <���…> / Да ты куда же срядилася, / Ты куда нарядилася? / Навела себе перьице, / Да приотростила крылышка» 340. Наращивание птичьего тела или птичьей одежды – метафора перехода на «тот свет». Вместо человеческого тела – рук, ног, легких-печени – у души появляется «птичье» тело: крылья и перья, необходимые для пути на небеса.

Один из основных пунктов противопоставления живого и умершего – это возможность действия . Живой ходит, сидит и – что особенно важно – говорит. Всё это отрицается в причитании, противопоставляясь молчанию и недвижности покойного: «О, эте-мене, я не мог (ы) ла жо уви…идети, / О, эте-мене, свою любимую се…естрицу, / О, эте-мене, дак не сидит, не бисе…едуёт, / О, эте-мене, не говорит, не сове…етуёт», «Ой, не пройдёт и не промелькнёт, / Ой, не пройдёт, не протопает» 341.

Частям тела соответствуют действия, заложенные в них. Утрата возможности этих действий лишает тело функциональности, одушевленности. Возврат частей тела был бы свидетельством оживания: «Уж ты стань да, добрый молодец, / Возьми в лёгки-печени вздыханьице, / В резвы ноженьки хожаньице, / В белы рученьки маханьице» 342. У всего есть свое соответствие. Дыхание («вздыханьице») – «лёгкие-печени», хождение («хожаньице, хожденьице») – ноги, махание («маханьице») – руки, говорение («говореньице») – уста. Действие представляется чем‐то существующем отдельно от частей тела, но способным находиться в них. Возможность вложить действия в части тела перекликается с образом одежды, которая кроится в соответствии со строением тела. Жизнь в причётах имеет части, подобно тому, как «тонкое тело» души обладает своими руками, ногами и головой.

Приметами (знаками), метонимически обозначающими человека в целом, являются «следочек», «головушка» и «походка». Особенная походка и манера умершего могут конкретизироваться идеализирующими эпитетами. Когда родственник был жив, он обладал легкой походкой и ласковым голосом: «Больше живучи, ой не видывать, ой / И голоска твоева, ой не слыхивати / Ой, у тебя‐то, милой сынушко, ох, / Ой, и походка-та была легкая, ой / Ой поговорка-та была ласкова, ой» 343.

Другие случаи употребления слов со значением «части тела» касаются не покойного, а оставшихся живых. Причитальщица описывает свое состояние после смерти родственника: «Со тоски и со горюшка / Не носят‐то у меня / Меня ноженьки резвыё, / Не робят роботушки / Меня рученьки белыё: / Ноженьки запинаютсё, / Рученьки упираютсё / Во работку тяжелую 344. Если изменения тела оплакиваемого были связаны со смертью (отделением души), то тело горюющей подвергается изменениям в связи с утратой близкого человека. Характеристики действий, сопровождающие части тела, отличаются у причитальщицы и умершего: формулы состояния тела умершего описывают предельную стадию (закрытость глаз, т. е. полная слепота, и проч.), а характеристики тела причитальщицы приближаются к ним (замутненность взгляда, т. е. ухудшенное зрение).

В описании состояния причитальщицы (сироты) встречаются отглагольные существительные со значением действия. «Вставаньице» – раннее, «ложеньце» – позднее, «переживаньице» – тяжелое. Именно они приводят к частичной потери скорости, зрения, т. е. к приближению состояния сироты к состоянию умершего.

Молчанию покойного противопоставлено говорение причитальщицы. Если умерший не молвит словечка (из чего причитальщица делает вывод, что ему по нраву новое состояние), то сама причитальщица подчеркивает свое желание говорить с ним, тем самым выражая горе (одиночество): «Ох, э-те мене, дак росскажу тибе се…естриця, / Ох, э-те мене, дак про своё‐то живе…еньицё, / Ох, э-те мене, дак про своё‐то муче…еньицё» 345. Оппозиция «звучание – тишина» («голос – молчание») соотносится с оппозицией «жизнь – смерть»: «Голос человека, животного является существенной приметой “этого” мира, в то время как мир “иной” отмечен печатью беззвучия…» 346Голос обладает силой раскрыть землю и разбить гробовую доску, т. е. выполнить функции ветра-грозы. Причитальщица просит у Бога голоса «громкозычного» 347, чтобы воскресить умершего, вдохнуть в него жизнь.

В причитаниях существенное место занимает образ «человека телесного». С одной стороны, это умерший, тело которого только недавно было покинуто душой, с другой – причитальщица и сироты, тоска которых выражается на всех уровнях, в том числе и на физиологическом. Можно отметить сходный набор частей тела, упоминаемых в той и другой связи (очи, лицо, руки, ноги, голова, сердце), их характеристик (ясные, белое/белые, буйная, ретивое), а также предметов, с ними связанных (полотенце). Вместе с тем для умершего и для живого характерны разные действия (или их отсутствие). Неподвижность умершего оттеняется призывом пошевелиться, встать, ожить. Действия, потерянные вместе с жизнью, обозначаются отглагольными существительными (хождение, дыхание) и служат объектом сетований причитальщицы. Состояние самой причитальщицы приближается к состоянию умершего (замедленность движений, замутненность взора), но не совпадает с ним. Ключевая оппозиция «жизнь – смерть» проявляется в телесных образах в следующих частных оппозициях: «движение – неподвижность», «зрение – слепота», «молчание – голос».