Олег Егоров - Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра

В каузальной зависимости находятся между собой и отдельные самостоятельные подневные записи. Они выстраиваются в динамичный ряд, который воссоздает состояние социального континуума или сегмента среды обитания автора.

Жанровые различия не влияют на характер организации материала. Тем не менее к непрерывной композиции тяготели дневники бытового и служебного жанров, путевые и социально-политические. Такая композиция отражала поток событий, в котором человек стремился обрести устойчивое существование и свести к минимуму зависимость от непредсказуемых явлений, способных нарушить жизненное равновесие. То есть на композицию была спроецирована конкретная мировоззренческая установка автора дневника.

Вместе с тем зависимость композиции от мировоззрения дневниковеда не была односторонней. Само мировоззрение было сформировано теми жизненными закономерностями, структура которых легла в основание организации дневникового материала.

Сущность непрерывной композиции заключается в том, что чреда описываемых в дневнике событий не нарушается вмешательством deus ex machina, причинами, выходящими за пределы естественного каузального ряда. Организационная структура записей остается стабильной, даже если в них отмечается перерыв в несколько дней или недель. В таком случае автор может ограничиться ссылкой на предыдущие записи как типичные в этом отношении. Сама констатация обыденных фактов становится необязательной ввиду их структурной идентичности: «14, 15 и 16 <���мая 1825 г.> Протекли в обыкновенных занятиях» [302], – записывает в своем дневнике И.М. Снегирев.

Выработанный порядок является основой уклада жизни, а отражающая его композиция дневника – литературно-эстетической нормой. Автор дневника с непрерывной композицией как бы констатирует тождество сферы бытия и сферы сознания на основании единого организующего принципа.

В рассмотренном аспекте непрерывная композиция может быть названа классической на том основании, что ее придерживалась и к ней тяготела бо́льшая часть дневниковедов XIX в.

В дневнике А.Г. Достоевской основной событийный ряд – семейно-бытовой. Жена писателя изо дня в день записывает в дневник все значительные и мелкие события в их хронологической последовательности. Некоторые из них по своему масштабу нередко выходят за рамки одного дня, и тогда Достоевская обращается к ним до тех пор, пока они не завершатся: «Пятница, 6 <���декабря 1867 г.> Сегодня, когда Федя топил печку, то ужасно бранился, я ему об этом заметила, он рассердился, и мы с ним поссорились. Ссора была довольно значительная. Получила от мамы письмо и сегодня же отвечала»; «Суббота, 7. Ссора у нас все еще продолжается; я сидела целый день дома, читала какой-то роман. Хозяйка нам дает знать, что мы должны искать себе квартиру»; «Воскресенье, 8. Ссора продолжается по-прежнему, мы не говорим, не кончаем ссоры, не знаем, чем это кончится; ссора кончилась, Федя ужасно беспокоился, что я нынче была нездорова» [303].

Скрупулезно точно, иногда по часам, заносит события в дневник СИ. Танеев. Помимо фактов обыденной жизни он отражает и события культурного характера, которые органически вписываются в композиционный строй записей: «Москва, 8 апреля <1894 г.> Был в консерватории <...> В 1 час к обеду пришел Модест Ильич; Конюс, который пришел раньше, вскоре ушел <...> В 2 1/2 час, пришли ученики <...> Проводил Модеста Ильича к Ипполитову-Иванову <...> Конюс зашел ко мне. Мы читали «Этику» Спинозы. Заходил Юша <...>»; «Москва, 9 апреля. В 10 1/2 час. я заходил к П.Н. Трубецкому <...> Вернулся домой <...> После обеда – концерт Эрарского, дирижировал Иванов <...> Анна Ив. Привезла Павлушу Аренского. Видел Смоленского, Кругликова, Кашкина, Корещенко, А.Л. фон Мекк и пр.» [304].

П.Е. Чехов встраивает факты повседневной жизни в природный календарь, годовой цикл сельскохозяйственных работ и церковных праздников. Его дневник наиболее полно отражает естественные, социальные и духовные связи. Несмотря на краткость всех без исключения записей, они своей организацией воссоздают то органическое единство человека и всего его окружения, которое не удавалось показать большинству его предшественников. Истинное содержание отдельной записи в дневнике П.Е. Чехова раскрывается лишь в комплексе с другими записями, последующими и предыдущими: «3 <���мая 1893 г.> Начали пахать под горох. Стирка белья»; «4. Сад вычистили. Первый дождь весенний. Грачи кричат и вьют гнезда на деревьях. Воздух хорош. В лесу соловьи»; «5. Отдание Пасхи. Холодно и ветер. Миша приехал ночью»; «6. Вознесение. Был в обедне в Васькине. Ночью был мороз. Грачи уже перешли во двор на деревья, кричат отвратительно и пакостят»; «7. Градус морозу, северный холодный ветер. Еду в Москву. Клубнику и малину поливать и деревья на пруде» [305].

Непрерывная композиция свойственна многим дневникам тюрьмы и ссылки. Невзирая на ограниченность социальных связей их авторы строят записи в соответствии с жизненным ритмом неволи. Строгий распорядок жизненного уклада дневниковеда диктует его летописи композиционную схему. Порой и сам автор стремится придерживаться внешнего порядка, который автоматически переносится в дневник. В.К. Кюхельбекер в своем тюремном дневнике подчеркивает это обстоятельство: «5 апреля <1832 г.> Сегодня сподобился я счастия причаститься святых тайн. После обеда писал к родным»; «6 апреля. Начал я поэму «Вечный Иудей»; сочиняя вступление, заметил, что чтение Гомера осталось не без действия на мой слог. После обеда я читал, потом прохаживался, наконец, занимался греческим языком»; «7 апреля. Нынешний день я совершенно почти так же провел, как вчерашний; это, надеюсь, часто будет случаться, ибо я намерен в своих занятиях соблюдать порядок» [306].

Некоторые авторы в целях упорядочения материала подневной записи придерживались более жесткой композиционной схемы. События дня в их последовательном течении отделялись не только абзацами, но и нумеровались. К введению такого приема автора подталкивал служебный распорядок, требовавший строгой дисциплины и развернутого плана дня. Однако вряд ли подобную композицию можно объяснить исключительно прагматической установкой. Она отражала образ мышления дневниковеда, характер его мироощущения.

Директор императорских театров В.А. Теляковский, автор, замечательных в художественном отношении мемуаров, обладавший безукоризненным эстетическим вкусом, в своих многотомных дневниках следовал названной схеме, которая не только не вредила их литературным достоинствам, но придавала им бо́льшую выразительность. Выделенные номера фокусировали на себе внимание по принципу гештальта: в одних был сосредоточен материал о тех или иных актерах, певцах, танцорах, режиссерах театра, в других – анализ постановок, в третьих – рассуждения общеэстетического порядка и т.п.: «29 октября < 1900 г.> Критика «Ромео и Джульетты», появившаяся после первого представления.