Евгений Шраговиц - Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя

Кроме того, первые две строфы «Батального полотна» немного похожи на описание мизансцены, когда для сведения постановщика или читателей автор поясняет, где и когда происходит действие, перечисляет участвующих в нём персонажей и их расположение в момент начала действия. «Сумерки» и «позднее катанье» – это часть описания времени и места действия и одновременно намёк на что-то, что близится к концу. Строка: «На передней лошади едет император/ в голубом кафтане» указывает на центральную, казалось бы, фигуру императора, но император не назван, а упомянут лишь цвет кафтана и масть лошади – вряд ли это случайность. Голубой – любимый цвет Окуджавы, всегда имеющий у него положительные ассоциации («Звёзды сыплются в густую траву…», «Живописцы», «Голубой шарик», «Голубой человек» и др.), а значит, можно предположить такие ассоциации и относительно императора. Правда, голубой мундир был зарезервирован для полиции (при Екатерине) и затем для жандармерии, но казачьи кафтаны тоже были голубого цвета, а император именно в кафтане – в казачьей форме. В красочном описании лошади привлекают внимание сразу два элемента: «красная попона» и «крылья за спиною, как перед войною». Попона – одеяло, которым лошадь покрывают для защиты от холода или мошкары; чтобы лошадь оседлать, попону нужно снять, а суконная или ковровая подстилка под седлом называется чепраком, или вальтрапом, то есть, по всей вероятности, Окуджава хотел сказать о красном чепраке. В этой же строке названы «крылья за спиною» – то ли метафора, то ли часть экипировки [152], хотя, скорее всего, многозначность эта преднамеренная, так как крылья и даже крылатые кони – один из любимых поэтических образов Окуджавы («Песенка о молодом гусаре», «Отъезд» и др.) – отсылают к балладе Жуковского, а стало быть, при любом истолковании «крыльев» соседство их с красной попоной, да ещё и с добавлением «как перед войною», создают запоминающийся образ и одновременно придают ему сказочную окраску. Описываемая далее свита состоит из генералов свиты и флигель-адъютантов – те и другие представлены достаточно многочисленными, хотя это противоречит приведённым в специальной литературе данным о составе и функциях свиты. В действительности, во время вечерней прогулки в свите императора не бывало многочисленных генералов свиты и флигель-адъютантов: уже в конце XVIII века эти должности перестают связываться с выполнением адъютантских обязанностей и превращаются в почётные звания; свитские звания давались параллельно воинским, а их обладатели, действующие генералы и офицеры, несли обычную службу и лишь примерно раз в два месяца, по расписанию, один день дежурили во дворце [153]. Этот групповой портрет свиты – своего рода обобщённый поэтический образ эпохи, призванный напомнить сразу об Отечественной войне (шрамы генералов) и о декабристах (офицерах-поэтах); и от такого обобщённого образа нельзя ожидать полной исторической точности, хотя дворцовый быт времен Александра I и Николая I Окуджава изучал и знал. В том случае, если автор выступает в роли зрителя, описывающего «полотно», нарисованное художником, читатель от него и не ожидает, что он полно и точно отразит в своём описании всё то, что присутствует на картине, и требования читателя к точности такого описания, естественно, снижаются. Возможно, что Окуджавой руководили и такого рода соображения, когда он назвал свою песню «полотном».

Из контекста ясно, что «флейты голос нервный» слышится в отдалении, так как флейта (вместе с барабаном и горном) – инструмент военной «шаговой музыки», а прогулка верхом не сопровождается игрой на флейте; при этом флейта – один из любимых инструментов Окуджавы, упоминаемый им в лирике и в прозе также и вне всякой связи с военной музыкой. Вообще, присутствие музыкальной темы и упоминание музыкальных инструментов в поэзии и даже в песне – не уникально [154], а для Окуджавы даже довольно характерно, как и придание упоминанию музыки словесной эмоциональной окраски [155]; притом «нервный голос» флейты, повторяемый дважды, а также поддержанный «звуками прежних клавесинов», придаёт тексту минорную и ностальгическую окраску, которая диссонирует с визуальной мажорной праздничностью кавалькады, и создаёт вместе с минорной музыкой самой песни полифонический эффект. Говоря о песенном характере текста, уместно отметить приём, использованный в описании свиты: внутренняя рифма [156]в дополнении к обычной концевой:

При этом все внутренние и концевые рифмы – точные на протяжении всей строфы: «свиты– увиты– покрыты– убиты-дуэлянты– адъютанты– эполеты– таланты– поэты», что облегчает запоминание этих стихов и воспроизведение их в песне. Как отмечено Квятковским, [157]«внутренними рифмами увлекались поэты-символисты…», что ещё раз напоминает о связи поэзии Окуджавы с поэзией Серебряного века.

Следует отметить, что концепция истории в песне восходит к Пушкину. Вообще о влиянии Пушкина на Окуджаву упоминал и сам поэт [158], и критики [159]. При этом, впрочем, не уделялось особого внимания связи взглядов Пушкина и Окуджавы на историю. Сложившаяся у Пушкина концепция отражает изменения в его взглядах после декабрьского восстания 1825 года; именно в этот период, как отметил Ю. М. Лотман [160]: «…Пушкин настойчиво размышляет над проблемами истории. Романтической вере в героев, которые своими великими деяниями определяют ход истории…он противопоставляет взгляд на историю как на закономерный процесс… и подчеркивает смысл ее как накопления культурных ценностей, ведущего к обогащению и освобождению человеческой личности». Далее Лотман замечает, что «история воспринималась им (Пушкиным [161]) не как абстракция, не в качестве отвлечённой идеи, а как живая связь живых людей… – связь людей, живущих в одних и тех же родных местах, вырастающих и умирающих в одном доме…» [162]. Продолжая излагать взгляды Пушкина, Лотман пишет: «История проходит через Дом человека, через его частную жизнь…Поэтому Дом, родное гнездо получает для Пушкина особенно глубокий смысл. Это святилище человеческого достоинства и звено в цепи исторической жизни» [163]. Среди черновиков Пушкина есть стихи, отражающие эти взгляды [164]: