Ольга Поволоцкая - Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

В качестве заключения хочется обсудить одну немаловажную проблему: как соотносятся образ Белкина, автора пяти повестей, и образ Белкина, летописца села Горюхина?

Во-первых, хронология создания «Повестей Белкина» убеждает в том, что замыслу цикла изначально была присуща идея принадлежности всех повестей перу одного автора-персонажа; то есть фигура Белкина-писателя не была придумана Пушкиным впоследствии, когда сами тексты уже были написаны. Предисловие, содержащее биографию воображаемого автора «Повестей», первоначально набросано еще в 1829 г., осенью, в с. Павловском. В примечаниях к тексту «Повестей Белкина» академическое издание сообщает о «Предисловии издателя А. П…», что его « черновая редакция, близкая к окончательной, написана в Болдине 14 сентября 1830 г., одновременно с окончанием «Станционного смотрителя» [168] . Это значит, что замысел цикла всегда существовал как единое художественное целое, и Белкин не был присочинен в качестве внешней, механически наложенной на весь цикл рамки, безразличной к его внутреннему устройству. Этот факт соответствует нашим выводам, о том, что вся внутренняя структура текста «Повестей» есть результат личностного мировидения, опирающегося на вполне определенную систему нравственных и религиозных представлений и ценностей.

Во-вторых, во всех академических изданиях прозы Пушкина почему-то сразу же вслед за «Повестями покойного Ивана Петровича Белкина» следует «История села Горюхина», как будто это равноправные тексты. С нашей точки зрения, нельзя смешивать то, что признано самим автором законченным художественным произведением (воля художника – издать свой труд – является самым прямым указанием на то, что произведение завершено), с тем, что после смерти писателя было обнаружено в архиве среди черновиков, незавершенных отрывков и набросков. Можно, конечно, утверждать, что среди неопубликованных произведений находятся те, что невозможно было напечатать по цензурным соображениям, в частности, поэтому и «История села Горюхина» не увидела свет. Трудно, однако, не видеть очевидного: того, что замысел Пушкиным не был приведен к окончанию; с этим, кажется, нельзя не считаться, тем более, что, поставленные рядом как равноправные, «Повести» и «История села Горюхина» неизбежно взаимодействуют в сознании читателя. Почему-то не вызывает сомнения, что сам Пушкин был бы не в восторге от соседства своих пяти повестей с «Историей села Горюхина». Дело даже не в том, что одно произведение совершенно, а другое незаконченно, дело в том, что образ Белкина пяти повестей – образ хрустальной нравственной чистоты, и только предвзятость при чтении (тот самый стереотип ожидания) может замутнить это впечатление. Другое дело Белкин – горюхинский историк, написавший собственную автобиографию, в которой возникает образ Белкина почти гротескный.

Пушкин не посчитал нужным продолжить работу над горюхинской «летописью», наверно, и потому, что в ней разработка образа Белкина пошла в направлении, несогласном с его художественной идеей, воплощенной в «Повестях». Миф о недалеком, глуповатом, добросовестном Белкине возник не в последнюю очередь из-за того, что исследователи искали комментарий к образу Белкина за пределами текста «Повестей». Поэтому корректнее всего, на наш взгляд, издавать «Историю села Горюхина» в разделе черновых рукописей, в качестве, так сказать, лабораторного эксперимента, осуществленного Пушкиным с образом придуманного им персонажа – писателя Ивана Петровича Белкина.

Конечно же, роман «Капитанская дочка» – это тот самый обещанный в «Евгении Онегине» семейный роман, в котором будут просто пересказаны «преданья русского семейства». Частная жизнь человека, осуществляющаяся в стихии общенациональной жизни, – вот тема и содержание этого повествования. Исследованию и изображению хода, причин, условий крестьянской войны посвящен исторический труд Пушкина. Одновременно пишется «Капитанская дочка», следовательно, то, что нельзя было сказать историку, должен был сказать о России художник. Трудно не согласиться с Г. П. Макагоненко, считавшим, что история – это размышление о прошлом, а роман – это мысль о будущем [170]. Конечно, современная Пушкину социальная жизнь России, в частности чумные бунты 1831 года, показали, что она по-прежнему раздираема острейшими противоречиями и бесконечно далека от идеала патриархальной взаимной любви барина и мужика, что власть государства ощущается как насилие социальными низами, что русский бунт – это вполне реальное будущее.

Нам кажется, что Пушкин искал залог возможного единства национальной жизни России, бескровного исторического ее пути, возможного примирения сословий, между которыми разверзлась пропасть взаимного непонимания.

В романе выстроен сюжет вокруг любовной истории, окончившейся счастливо. Капитанская дочка Марья Ивановна – героиня этой истории. Почему же возникает недоумение по поводу смысла названия этого романа? Его отчетливо выразила М. И. Цветаева, отказав дочери капитана Миронова в человеческой значительности, увидев в ней бесцветную маловыразительную фигуру. По-видимому, здесь дело в том, что есть некий стереотип восприятия героя романа читателем: от героя ожидается проявляемая им воля к действию. Вокруг Маши Мироновой происходят самые драматические события, но она не участвует в них, их не формирует, она постоянно является заложницей чужой воли, и именно поэтому поэту-романтику Цветаевой так трудно признать в капитанской дочке центральный интерес пушкинского повествования.

А на самом деле, нетрудно увидеть, что в романе каждая деталь – необходимое звено в построении сюжета чудесного спасения девушки из самых губительных и смертельных обстоятельств жизни, когда гибель, насилие и надругательство кажутся закономерным, неизбежным и исторически обусловленным финалом.

Все остальные герои романа совершают свой нравственный выбор, действуют, и именно от их выбора зависит судьба и жизнь капитанской дочки.

Еще задолго до того, как Гринев познакомится с Машей Мироновой, он, того не зная сам, заложит фундамент своего счастья, подарив вожатому заячий тулупчик в знак благодарности за спасение в метельную ночь. Затем Пугачев узн ает барчонка, щедрого и благодарного, в одном из защитников Белогорской крепости, обреченного виселице, и помилует его, следуя принципу нравственности, выраженному в русской пословице «долг платежом красен ».

Обратим внимание на то, что в этих перипетиях сюжета все герои действуют, будучи абсолютно свободными, не подчиняясь никаким внешним порабощающим их волю силам, т. е. действуют так, как велит им их совесть и сердце. Той же логике подчинено и их дальнейшее поведение. Так Пугачев в ответ на честный и героический ответ Гринева, отказавшегося не только служить Пугачеву, но даже не пообещавшего не воевать против него, станет перед выбором – казнить врага или отпустить честного человека, чьими моральными качествами он не может не восхищаться. Пугачев свободен, когда отпускает Гринева, ведомый логикой, выраженной в пословице «казнить так казнить, жаловать так жаловать». Он по-царски щедр, даруя вместе с жизнью всю полноту свободы своему пленнику, вплоть до свободы воевать против него самого. Обратим внимание и на то, что эти решения приносят героям истинную радость. Когда в следующий раз Гринев окажется в руках Пугачева, он уже внутренне надеется на помощь Пугачева, и не напрасно. Он ищет у Пугачева справедливости, как у законного государя, и Пугачев, уже однажды сыгравший в глазах дворянского недоросля высокую роль подлинно царского великодушия, уже не может отказать себе в радости свободного следования живому чувству Правды. Гринев жалуется: «Люди твои обижают сироту»; Пугачев отвечает: «Кто из моих людей смеет обижать сироту? Будь он семи пядень во лбу, а от суда моего не уйдет». Здесь ключевое слово – «сирота». Сиротство Маши Мироновой – это ее горе, ее обездоленность страшной войной – вдруг в романе Пушкина оборачивается каким-то особым качеством ее бытия внутри русской действительности. В самом деле, оказывается, что обидеть сироту – дело столь бесчестное и недостойное, что добровольно поднять на нее руку в романе осмеливается только Швабрин. Остальные герои только спасают. Когда матушка попадья Акулина Памфиловна прячет у себя дочь только что казненного коменданта крепости, все жители которой знают, что Маша никакая не племянница попадьи, то никто из них не доносит; и это всеобщее молчание, как надежный щит, сохраняет жизнь капитанской дочке.