Ольга Поволоцкая - Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

Прямо связывает образы «нечистой силы» с чистой уголовщиной и реакция одного из служащих театра на фокус Коровьева с золотыми часами финдиректора Римского: «С таким в трамвай не садись!» (ММ-2. С. 623).

Само слово «мародерствовать» употребляет Воланд, квалифицируя именно так участие кота и Коровьева в тушении пожаров. Никакого осуждения в его характеристике нет, это голая констатация факта. Однако важно, что Булгаков с предельной степенью ясности понимал оккупационный характер власти самозванца, установившейся в его отечестве.

Особенно «смачной» в свете всего вышесказанного выглядит шутка Коровьева, возвращающего Маргарите Николаевне самые дорогие ей вещи:

«– А вот и ваше имущество, Маргарита Николаевна, – и он подал Маргарите тетрадь с обгоревшими краями, засохшую розу, фотографию и, с особенной бережностью, сберегательную книжку, – десять тысяч, как вы изволили внести, Маргарита Николаевна. Нам чужого не надо.

– У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому, – напыжившись, воскликнул кот…»(ММ-2 С. 740). Смысл воровской шутки – в глумливой имитации честности и порядочности отъявленными уголовниками.

Мы знаем, что эти «драгоценности» Маргарита хранила в своей квартире, в тайнике под разными шелковыми обрезками в шкафу со всяким старьем. Согласно волшебному сюжету романа, Воланд и его свита обладают свойством проникать всюду, для них не существует замков, закрытых дверей, печатей и прочих преград. Им известны все человеческие секреты от тайных любовных связей (история «разоблачения» Семплеярова) до зарытых золотых кладов (история буфетчика Сокова). Они даже способны проникать в мысли людей. Эти сверхъестественные способности имеют свое реалистическое объяснение.

Мы видим, что именно вслед за возвращением имущества ее хозяйке следует сцена с домработницей Наташей. Эта сцена содержит в себе комментарий к предыдущей. Наташа говорит, кивая головой мастеру:

– Я ведь все знала, куда вы ходите.

– Домработницы все знают, – заметил кот, многозначительно поднимая лапу, – это ошибка думать, что они слепые. (ММ-2. С. 740).

Маргарита и сама догадалась о роли Наташи в ее доме. Еще в первом своем разговоре с Азазелло на скамейке, когда он процитировал фрагмент рукописи, спасенной Маргаритой из огня и хранящейся в ее доме в тайнике, потрясенная осведомленностью собеседника, Маргарита «тихо заговорила»:

– Я ничего не понимаю… про листки еще можно узнать, проникнуть, подсмотреть. Наташа подкуплена? Да? (ММ 2. С. 696).

Так что фокус с возвращением имущества имеет вполне реалистическое объяснение. Даже слегка жаль Коровьева, ведь судя по «особенной бережности», с которой он относится к сберкнижке, ему нелегко с этим предметом расставаться. Ведь она уже была почти его собственной, но санкции «мессира» на это конкретное ограбление, по-видимому, не было получено.

Не обошел Булгаков в своем романе и претензии чекистов на собственную героизацию и увековечение своих подвигов на скрижалях истории.

– Тигров нельзя есть, – сказала Гелла.

– Вы полагаете? Тогда прошу послушать, – отозвался кот и, жмурясь от удовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в течение девятнадцать дней в пустыне и единственное, чем питался, это мясом убитого им тигра. Все с интересом прослушали это занимательное повествование, а когда Бегемот кончил его, все хором воскликнули:

– Вранье!

– Интереснее всего в этом вранье то, – сказал Воланд, – что оно – вранье от первого до последнего слова.

– Ах так? Вранье? – воскликнул кот, и все подумали, что он начнет протестовать, но он только тихо сказал:

– История рассудит нас. (ММ-2. С. 730).

Кот, только что оторвавший голову Жоржу Бенгальскому, пародийно претендует на то, чтобы попасть на «скрижали истории», куда, как известно, оказываются вписанными те, кто совершил подвиг. «Жорж» – уменьшительное от «Георгий», небесный покровитель Георгия – святой Георгий Победоносец, одержавший победу над Змием, то есть над дьяволом. Фамилия Бенгальский вполне тигриная, потому что «бенгальский тигр» – разновидность тигра. Подвиг кота, победившего тигра и одновременно взявшего реванш в битве с небесным воинством, победив самого Георгия, – все это веселый балаган и пародия на популярный жанр рассказов о «подвигах чекистов», в которых «коты» расправляются с «тиграми» и сами воспевают свои собственные подвиги. Так уж получается у палачей, что свою связанную жертву они презирают, видя в ней «крысу», но будут воспевать себя, «жмурясь от удовольствия», только в образе героя, «убившего тигра», но никак не крысу.

Добавим к изложенному выше, что не мы первые почувствовали, что природа образов «нечистой силы» в романе прямо связана государственным террором как способом власти Сталина. Об этом писали А. Зеркалов и М. Алленов. Однако в их понимании черти лишь пародировали способ действия чекистов, осуществляя высшую цель – установление справедливости.

Заканчивая главу о дьявольских шуточках свиты Воланда, необходимо все-таки еще раз подчеркнуть, что перед нами разворачивается карнавально-балаганное представление, разыгранное в условных литературных декорациях и при помощи разработанных в мировой литературе приемов подачи темы «дьяволиады». Поэтому самое жуткое негодяйство персонажей «шайки», самые кровавые и жестокие их проделки, например, отрывание головы, самые циничные их шутки, например, про «женщин с начисто содранной кожей» (ММ-2. С. 793), – ничто не может отменить поставленных писателем рамок условности комического жанра. Они, эти условности, абсолютны. Тот реальный ужас, в котором жили сам автор и его современники, та, спрятанная под видимостью обыкновенной повседневной жизни, засекреченная реальность застенка проступает сквозь шум балагана через строки романа только при работе разума. Непосредственно, вне оптики искусства, созерцать ее невозможно. Во-первых, чтобы не превратиться в камень (мы имеем в виду миф о горгоне Медузе), а во-вторых, потому что в действительности, созданной сталинским режимом, наблюдатель-хроникер как субъект повествования просто невозможен. Нельзя вести репортаж из подвалов Лубянки и Большого дома. Там можно оказаться только либо в качестве жертвы, либо в качестве палача. Время Булгакова еще не знает литературы, повествующей об этом опыте. А случайно вернувшиеся «оттуда» единицы еще не разомкнули уст. Наблюдение же за пространством повседневной мирной жизни приводит к фиксации огромного количества всевозможных, необъяснимых разумом абсурдов. Что и находит свое отражение в булгаковском романе. Логические тупики, парадоксы, абсурд требуют ввести в роман трансцендентные силы, позволяющие выстроить связный рассказ, тот самый фантастический сказочный нарратив о дьяволе, посетившем Москву, который и есть повествовательная основа московских глав романа. Рассказать – значит объяснить, вот и объясняется тотальный абсурд присутствием в московском мире «нечистой силы».