Александр Лукьянов - Был ли Пушкин Дон Жуаном?

И еще характеристика поведения Нины Воронской, которую дал Баратынский, имея перед собой реальное поведение А. Закревской:

О Закревской вспоминает Пушкин в описании встречи Татьяны и Онегина на балу, после возвращения последнего из дальних странствий:

«Если искать за персонажами Пушкина живых прототипов, – занятие, по-моему, в общем достаточно бесплодное, пишет В. В. Вересаев, – то, конечно, естественнее всего в этой Нине Воронской, Клеопатре Невы, видеть именно Закревскую. “Мраморная краса” ее великолепно видна на портрете, приложенном к брокгаузовскому изданию Пушкина».

В незаконченной повести «Гости съезжались на дачу…» Пушкин описал свои психологические мотивы, бросившие его в объятия страстной женщины, внутренний мир которой он воплотил в образе Нины Вольской. Вольская нравилась герою повести Минскому, который «не любил свет», «нравилась за то, что она осмеливалась явно презирать ненавистные ему светские приличия. Он подстрекал ее ободрением и советами, сделался ее наперсником и вскоре стал ей необходим».

И далее Пушкин пишет: «Минский угадывал ее сердце; самолюбие его было тронуто; не полагая, чтоб легкомыслие могло быть соединено с сильными страстями, он предвидел связь без всяких важных последствий, лишнюю женщину в списке ветреных своих любовниц, и хладнокровно обдумывал свою победу. Вероятно, если бы он мог вообразить бури, его ожидающие, то отказался б от своего торжества, ибо светский человек легко жертвует своими наслаждениями и даже тщеславием, ради лени и благоприличия».

О цинизме Закревской рассказывали чудеса. Князь Вяземский называл ее медной Венерой, а такие благонравные и моральные люди, как писатель С. Т. Аксаков, смотрели на нее с ужасом и отвращением. Секс для Закревской являлся каким-то маниакальным способом удовлетворения своей необыкновенно пылкой души. Весь нравственный облик ее, такой страстный и порывистый, необычайно понравился Пушкину, которого она приблизила к себе летом 1828 года и сделала поверенным своих любовных тайн.

«Я пустился в свет, потому что бесприютен, – писал Пушкин Вяземскому в уже известном письме. – Если б не твоя медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она утешительно смешна и мила. Я ей пишу стихи. А она произвела меня в сводники (к чему влекли меня всегдашняя склонность и нынешнее состояние моего благонамеренного, о коем можно сказать то же, что о его печатном тезке: ей-ей, намеренье благое, да исполнение плохое». («Благонамеренный» – журнал, который издавал Фаддей Булгарин, литератор и журналист). Летом и осенью развивались их отношения. Даже Оленина отмечала в дневнике: «Он влюблен в Закревскую. Все об ней толкует, чтобы заставить меня ревновать, но притом тихим голосом прибавляет мне разные нежности».

В приведенном выше резком ответном письме к Е. М. Хитрово Пушкин пишет о Закревской: «Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем. Всего этого слишком достаточно для моих забот, а главное – для моего темперамента». «Болезненность» Закревской заключалась в том, что она была самой настоящей истеричкой. Резкая смена настроений, чисто детская озорная шаловливость, «судорожное веселие», по словам Н. Путяты. Снова встретились два истерических, бурных, страстных и необыкновенно сексуальных характера. Последние сильные всплески угасающего темперамента поэта.

«Фаллически-нарциссический характер, – пишет А. Лоуэн, – ведет себя так, словно обладает высокой сексуальной потенцией. Такие индивиды имеют обыкновение хвастать своей мощью и своими победами – количеством половых актов, совершенных за ночь. Фактически же оргастическая потенция, то есть способность достигать высшей точки наслаждения, уменьшается пропорционально количеству актов, но одновременно резко возрастает агрессия, предназначенная для замещения органической слабости».

Именно это свойство характера поэта проявилось и в его замечании о состоянии его «благонамеренного», и в громкой, порочащей его имя связи с сексуально больной женщиной. Их любовь была мучительной и бурной. Племянница Закревской, М. Ф. Каменская рассказывает, что, по словам ее тетушки, Пушкин был в нее влюблен без памяти, что он ревновал ее ко всем и к каждому. «Еще недавно в гостях у Соловых он, ревнуя ее за то, что она занимается с кем-то больше, чем с ним, разозлился на нее и впустил ей в руку свои длинные ногти так глубоко, что показалась кровь». Даже Пушкин, прошедший долгую и основательную школу любви боялся сатанинской страстности своей новой возлюбленной. Утомленный ее сексуальными желаниями и оргиями, которые устраивала неистовая «медная Венера», Пушкин пишет стихотворение «Наперсник», отражающее его чувства и физическое состояние:

Пушкин пишет еще одно стихотворение, отражающее удивительно страстные и нервные отношения его с Закревской:

Но вскоре Закревская уезжает обратно в Финляндию. Пушкин получил заряд, или вернее сильнейшую разрядку своей угасающей сексуальной агрессии. Никогда более не был он так «эротичен», как в эти августовские дни 1828 года. Пути их разошлись, иногда они встречались в свете. А когда тело убитого поэта до дня похорон выставили в склеп Конюшенной церкви, Аграфена Федоровна ночевала у гроба Пушкина и рассказывала другим дамам об интимных чертах характера дорогого ей человека. Позже поэт посвятил А. Ф. Закревской прекрасное стихотворение, в котором с пониманием отнесся к ее особенностям истерического характера и трудной, неприкаянной жизни.