Сергей Наровчатов - Необычное литературоведение

Здесь чудо уже половинное. Оно зависит от цепи причин и следствий, выкованной человеческим знанием в последние столетия. И дело не только в том, что в библейские времена люди еще не знали Ньютонова закона и ничто не мешало Иисусу Навину остановить светило без всяких трагических последствий. Дело в том, что, как мы показали выше, человеческое сознание в библейскую эпоху покоилось на других основах, чем в наши времена. И не только в библейскую. В пору средневековья, иногда вступая в тяжкий спор с религиозным, а иногда мирно соседствуя с ним, мифическое сознание продолжало ткать свои причудливые узоры по повседневному материалу. Марк Твен в романе «Янки при дворе короля Артура» с великолепным юмором показывает, как происходил мифотворческий процесс в VI веке нашей эры. Объектом процесса была личность злосчастного янки, неожиданно переселившегося в средневековье и взятого в плен первым встреченным на пути рыцарем.

«Снова поднялся сэр Кэй, и снова заработала его фабрика вранья, но на этот раз топливом был я. Тут уж мне стало не до шуток. Сэр Кэй рассказал, как он встретился со мною в далекой стране варваров, облаченных в такие же смешные одеяния, как мое, одеяния, созданные волшебством и обладающие свойством делать тех, кто их носит, неуязвимыми. Однако он уничтожил силу волшебства молитвой и в битве, длившейся три часа, убил тринадцать моих рыцарей, а меня самого взял в плен, пощадив мою жизнь, чтобы показать меня, как достойное удивления чудо, королю и его двору. При этом он все время лестно именовал меня то „громадным великаном“, то „подпирающим небеса чудовищем“, то „клыкастым и когтистым людоедом“; и все простодушно верили этой чепухе, и никто не смеялся, никто даже не замечал, сколь не соответствуют эти невероятные преувеличения моей скромной особе. Он говорил, что, пытаясь удрать от него, я вскочил на вершину дерева в двести локтей вышины, но он сбил меня оттуда камнем величиной с корову, причем переломил мне все кости, и затем взял с меня клятву, что я явлюсь ко дворцу короля Артура на суд. Кончил он тем, что приговорил меня к смерти. Казнь мою он назначил на полдень 21-го числа; при этом он был так равнодушен к моей участи, что даже зевнул, прежде чем назвал дату».

То, что рационалистичному янки XIX столетия кажется беспардонным враньем, людьми VI века воспринимается как подлинное событие, несмотря на то, что разительное и наглядное опровержение россказней сэра Кэя находится у них перед глазами. Поразительная интуиция Марка Твена дала ему возможность проникнуть в самые недра мифического сознания и явить их ироничному взгляду современности. Его рассказ облегчит нам разговор о достоверности мифов, о роли истинного события в мифологии.

Представьте сэра Кэя, повествующего об истинных событиях, происшедших при реальном дворе реального короля древних бриттов. Впрочем, подобные рассказы до нас дошли — это так называемый «Артуров цикл» кельтских легенд, откуда и взял Марк Твен канву для своего знаменитого романа. С известной долей вероятия мы можем предположить, что король Артур вместе с храбрым рыцарем сэром Ланселотом Озерным и даже чародеем Мерлином и болтливым сэром Кэем действительно существовали в незапамятные времена. Допустить такую вероятность мы решимся, вспомнив судьбу образа Александра Македонского в мифическом переосмыслении. Предания о нем обросли такими сказочными подробностями, что человек, несведущий в истории, знакомясь со знаменитым полководцем лишь по этим легендам, наверняка принял бы его за мифический персонаж. Бесчисленные сэры Кэи были бы тому невольной виной и причиной. Между тем Александр Македонский — лицо вполне реальное, даты его жизни и смерти точно установлены, деяния и походы его со всей полнотой зафиксированы письменными свидетельствами современников. От короля же Артура, кроме легенд, ничего до нас не дошло. Так что тут, как говорится, бабушка надвое сказала, то ли был король, то ли не было его вовсе. Возможно, что и не было, ибо фантастическое переосмысление исторического события лишь один, причем не главный, путь возникновения мифа. Сэр Кэй мог встретить на дороге не янки, а, к примеру, семиглавого дракона. Да и встречал! И сам в это верил, и ему верили. И никогда мы не докопаемся, как вообразилась ему такая противоестественность. Конечно, «противоестественность» в нашем понимании, потому что в мире, в котором он жил, драконы встречались почти так же часто, как на наших улицах автомашины.

Историческая подкладка в мифах обнаруживается порой вполне явственно, а иногда угадывается как возможность. Чрезмерный скепсис здесь так же опасен, как излишняя доверчивость. События Троянской войны развивались в таком отдаленном прошлом, что подтверждающих свидетельств долго не могли найти. Единственным источником, откуда черпались сведения о ней, был гомеровский эпос. Но в нем боги сходят с небес и сражаются рядом с людьми, участь Трои решается на совете олимпийцев, действительность похожа на вымысел, а вымысел на действительность. И так как в богов современный разум верить отказывается, то отказался он верить и тем событиям, к которым, по словам Гомера, боги были причастны. Короче, скептическая школа историков XVIII–XIX веков начисто отвергла фактическую подкладку гомеровского эпоса, а всю Троянскую войну, с ее богами и героями, занесла по ведомству мифов. За свой скептицизм ученые были больно наказаны. История Шлимана общеизвестна. Богатый купец, самоучка и дилетант, со своей безграничной верой в правдивость «Илиады», посрамил недоверчивых ученых, найдя эпическую Трою, погребенную под грудами песка и щебня на малоазийском берегу, именно там, где указывал Гомер. Открытие Шлимана остается до сих пор, пожалуй, самым ярким примером удавшихся поисков факта, скрытого легендой.

К нашему времени проявлено много таких пленок, казалось бы безнадежно засвеченных скептическим разумом XIX века. Вышел из тьмы тысячелетий блистательный Крит, и прояснилось темное сказание о Тесее и Минотавре. Дань юношами и девушками, которую в мифе платили афиняне зловещему острову, оказалась отражением существовавшей когда-то зависимости материковой Греции от могущественной Критской державы.

Поход аргонавтов за золотым руном в Колхиду сейчас уже не возбуждает сомнений в своей изначальной достоверности. Первые плавания греков в Понт Эвксинский, теперешнее Черное море, и открытие ими Кавказского побережья — фактическая основа этого сказания. А возможно, что не просто первые, а самое первое плавание в те края было поводом к созданию мифа. Дерзновенное по тем временам предприятие поразило тогдашних людей именно своей исключительностью и запало в память поколений. Мы не сомневаемся в существовании Лейфа Эрикссона, достигшего в 1000 году берегов Америки. Древнеисландская сага, рассказывающая об этом доколумбовом путешествии, была открыта давно, но исследована сравнительно недавно. Сейчас факт плавания считается научно установленным, и смелому викингу поставлен памятник на открытых им берегах. Весьма возможно, что и Ясон являлся таким эллинским Лейфом.