Николай Дановский - Вводное слово в искусство перевода

Anders kun lia ludata soldateska simplanimo, kun aspekto de hakulo-generalo, kvazaŭ partopreninta ĉiujn batalojn kaj militojn, reale estas ŝlosita, hipokrita kaj ruzosaĝa, cetere ne tiom, ke oni ne povu senmaskigi lin.

Но обратимся к нашим дням:

— История — это болтовня! — отрезал автомобильный король США Генри Форд.

— История — это совокупность труднопостижимых факторов. Только изредка удается снять с них плотное покрывало, — болезненно качает головой западногерманский ученый Карл Босль.

— История для большинства из нас — это вопрос хлеба с маслом, — откровенничает американский историк Конрад Рид.

— История США пригодна лишь в том случае, если она написана со здоровых консервативных позиций, — признается консервативный профессор Самуэль Моррисон.

Sed ni turnu nin al niaj tagoj:

— Historio — tio estas babilado! — bruske rediris, kiel tranĉis, la Usona aŭtomobila reĝo Henri Ford.

— Historio — tio estas kuneco de malfacile koncepteblaj faktoroj. Nur rare-rare oni prosperis tiri el ili densan kovrotukon, — senespere svingas la kapon FRG-sciencisto Karl Bosl.

— Historio por plimulto el ni estas problemo de pano kun butero, — sinceras Usona historiisto Konrad Rid.

— Historio de Usono taŭgas sole en okazo, se ĝi estas kompilita de sanaj konservativaj pozicioj, — konfesas konservativa profesoro Samuel Morrison.

Изучить классиков — это значит подняться на ту высоту понимания поэзии, на которой они стояли. Это значит — усвоить тот богатый и разнообразный поэтический опыт, который накоплен ими. Это значит проникнуть в тайну их мастерства, т.е. понять, какой совокупностью средств и приемов достигли они столи высокого качества своей поэзии.

Profunde studi klasikulojn — tio signifas supreniri la alton de poezi-kompreno, sur kiu ili staris. Tio signifas majstri la riĉan kaj varian poezian sperton, kiu estas akumulita de ili. Tio signifas penetri en la kripton de ilia majstreco, t.e. kompreni per kiu kunigo kaj kombino de rimedoj kaj metodoj atingis ili tiom altan kvaliton de sia poezio.

Чудо России в ее человеке, в труженике, ведущем непрерывную борозду жизни и попутно не спеша смахивающем соленый пот со лба.

Чудо и сила России — это ее путь, на котором она, преодолевая любые тяготы и преграды, собирая в своей трудовой дороге в единую неделимую семью большие и малые народы и народности, выковывая в непрерывных трудах невиданное в истории человечества братство, неостановимо продолжала свое историческое предназначение…

Чудо, загадка и сила России — ныне первой среди равных в семье республик Страны Советов — в щедрости характера ее народа, творческий потенциал которого особенно полной мерой выявился после Октябрьской революции, народа, подчас жертвующего самым необходимым и всегда приобретающего в своем бескорыстии нечто гораздо большее, чем многие овеществленные материальные ценности.

La miraklo de Rusio estas en ĝia homo, en la laborulo, plugfosanta kontinuan sulkon de vivo kaj samdume nehaste forsvinganta salan ŝviton de la frunto.

La miraklo kaj forto de Rusio estas ĝia vojo, sur kiu ĝi venkire tra ajnajn penlacojn kaj barojn, kunigante laŭ sia laborvojo en la sola nedividebla familio grandajn kaj etajn naciojn kaj malgrandajn popolojn, forĝante en senintermitaj laboroj neviditan en la histio de homaro fration, nehaltigeble daŭrigis sian historian destinon…

La miraklo, enigmo kaj forto de Rusio — nun unua meze de egalaj en la familio de respublikoj — estas en malavareca karaktero de ĝia popolo, kies krea potencialo precipe plenmezure manifestiĝis post la Oktobra revolucio, de la popolo fojfoje oferanta plej necesan kaj ĉiam akiranta en sia neprofitemo ion multeplion, ol iujn materiigitajn valoraĵojn.

Низко стелются осенние тучи над Куликовым полем.

Тянется журавлиный клин над перелесками Бородина.

Тянется, не прерываясь во времени, цепь народного творчества вплоть до наших дней.

Malalte sternas sin aŭtunaj nuboj super Kulikovo-kampo.

Sin trenas fluganta angulo de gruaro super boskoj de Borodino-kampo.

Sin trenas, ne rompante sin en tempa fluo, la ĉeno de popolaj heroaĵoj ĝis niaj tagoj mem.

Иногда автор использует повтор в конце предложения. При этом для большего впечатления в конец фразы попадает главная ударная группа слов. А затем в нескольких последующих фразах эта группа повторяется в конце, и этим заключительным, как бы печатающим ударом, сосредотачивает внимание на главной идее, подаваемой таким образом. Это является широко принятым в музыкальном творчестве рефреном, который перенесен в область художественной литературы. Задачи переводчика остаются теми же. Приведем два примера эпифоры.

Иногда достаточно нескольких фраз, интонации, совпадения реакций на третьего человека, явление, новость и… рождается дружба.

И в жарком споре, и в разногласиях, когда резко и отчетливо можно оценить несогласного с тобой человека, все-таки испытываешь доверие и чувствуешь, что это дружба.

Как любовь с первого взгляда, как необъяснимая тайна, такое же бурное начало имеет истинная мужская дружба.

Обоюдная надежность — вот главный корень, на котором зиждется настоящая мужская дружба.

Но главное, конечно, общие убеждения, сходные взгляды на жизнь, на ее движение, развитие, события в мире, политику и идеологию — можно и разойтись в чем-то, поспорить до хрипоты, но если в главном полное единство, то остальное не страшно, потому что всё обнимает, всё поглощает такая дружба.

Kelkiam sufiĉas kelkaj frazoj, intonacio, koincido de reagoj je tria homo, fenomeno, novaĵo kaj… naskiĝas amikeco.

Kaj en arda disputo, kaj en diverseco de opinioj, kiam akute kaj nete eblas aprezi la nekonsentan homon, tamen oni sentas konfidon kaj komprenas, ke tio estas amikeco.

Kiel amo de l' unua rigardo, kiel neklarigebla mistero, la saman ŝtorman komencon havas la vera vira amikeco.

Reciproka sekuro — jen estas la ĉefa radiko, sur kiu baziĝas la vera vira amikeco.

Sed la ĉefa aĵo, certe, estas komunaj konvinkoj, similaj vivokonceptoj, rigardoj al movo kaj evoluo de vivo, perceptoj de mondeventoj, politiko kaj ideologio — oni povas en io malakordi, disputi ĝis raŭkiĝo, sed se en la ĉefa bazo estas plena unueco, tiam cetero ne estas tiom grava, ĉar ĉion ĉi brakumas, ĉion glutas tia amikeco.

Там, где родниковая речушка Чистый Колодец впадает в Донец, на меловой круче непробудным сном спит солдат Топорок и солдатка Топориха.

Трава зеленеет, а они спят. Дождь хлещет, а они спят. Желтые листья кружатся, а они спят. Белые мухи летают, а они спят. Отвоевали, отработали, отгуляли, отбранились. Теперь вместе. На веки вечные…

Tie, kie roja rivereto Pura Puto enfluas en Donec-riveron, sur kreta krutaĵo en senveka sonĝo dormas la soldato kaj soldata edzino ge-Toporok'oj.

Herbo verdas, sed ili dormas. Pluvo skurĝas, sed ili dormas. Flavaj folioj karuselas en aero, sed ili dormas. Blankaj muŝoj flugas, sed ili dormas. Finis militi. Finis labori. Satfestenis, satkverelis. Nun estas kune. Por eternaj eternoj…

Есть в стилистическом обиходе такие понятия, как симметрия и равновесие (уравновешенность) в тексте. Эти понятия имеют особое значение для языка прозы. И напротив, встречаются случаи, когда автор оригинала умышленно делает в тексте обрыв, недосказанность, строит специально «зияющую» неуравновешенную фразу. Естественно, переводчик должен соблюсти и одну особенность, и другую: не вносить угловатостей в плавное течение текста, и не «зализывать» раны оригинала. В каждом отдельном случае он должен найти нужный путь и правильный поворот.

Дальнейшие несколько примеров содержат различные особенности художественной прозы. В них можно будет заметить и уравновешенность, и симметричность, и особую, присущую некоторым авторам концентрированность, когда в нескольких строках дается широкая картина и другие особенности, которые подаются на фоне интерьера, пейзажа, сельского и архитектурного, жанровых сценок и т.п. Во всем этом надлежит разобраться переводчику самому.