Александр Етоев - Территория книгоедства

Это стихотворение 1938 года (извините, что привел его полностью) – квинтэссенция предвоенной эпохи, абсолютная классика поэзии социалистического реализма, оно такое же вечное, как лермонтовское «На смерть поэта». И созданный в 30-е годы советский гимн – тоже абсолютная классика, которую не вырубишь топором и не заглушишь никаким рок-н-роллом. Когда некоторые злые писательские языки назвали авторов гимна «гимнюками», Михалков ответил на это просто: «Гимнюки не гимнюки, а петь будете стоя». И оказался целиком прав. Так что творчество и личность Михалкова отнюдь не вчерашний день. Он как душа неразделим и вечен. На нем стояла и стоять будет земля русская.

P. S. Недавно открыл для себя еще один поэтический шедевр Михалкова в авторской книжке 1953 года «Сатира и юмор». Стихотворение «Про советский атом» (с подзаголовком «Солдатская песня»). Вот его (или ее, раз песня?) начало:

В раннем и среднем детстве я очень любил читать книжки про шпионов, особенно те, которые начинались со слова «Тайна». «Тайна двух океанов», «Тайна погибшего корабля», «Тайна реки злых духов», «Тайна лысого камня», «Тайна старой штольни», «Тайна старой риги», «Тайна затонувшей баржи», «Тайна далекой пристани», «Тайна разрушенного подвала», «Тайна доктора Хента», «Тайна подводной скалы», «Тайна невидимки», «Тайна рубина» и еще десять тысяч тайн разной толщины и в разных обложках. Кроме этих книжек, я не читал ничего – ни Гайдара, ни «Рассказов о Ленине», ни «Мальчика из Уржума», даже «Повесть о Зое и Шуре», обязательную для каждого пионера, так и не прочитал. В позднем детстве я разлюбил читать шпионские книжки и начал читать другие – про дружбу, про любовь и т. д.

Шли годы, я собирал библиотеку за библиотекой, я поседел, выпали последние зубы, родились дети, завелись внуки, и неожиданно в какой-то момент я вспомнил о своем преступлении. Действительно преступление – предать свою былую любовь. Это вроде как предать родину, осквернить могилы отцов или отравить водопровод в приюте для слепых и убогих. И я решил искупить вину, заново собрать все те книжки, которыми зачитывался когда-то. И, удивительное дело, – собрал. Не все, конечно, из той десятки с тремя нулями, что тешили меня в детстве, но тысячи две в моей коллекции наберется наверняка. Чем я горжусь безмерно.

В остальном же домашняя библиотека у меня самая ординарная. Скажу больше, на моей среднестатистической книжной полке царит анархия. То есть порядок на ней поддерживается полным его отсутствием. Ленин здесь подперт слева Троцким, справа Каутским, а сверху накрыт Кропоткиным. И все четверо мирно сосуществуют. Не пугайтесь, это я так, для образа. Нет у меня на полке Троцкого. Ленина тоже нет (вру, есть первый том из довоенного собрания сочинений). Каутский же выплыл из подсознания, и рядом не оказалось весла, чтобы отправить его обратно, как некогда герой романа Александра Беляева «Подводные земледельцы» отправлял на съедение рыбам высунувшегося из океана японца.

Вот, подхожу наугад к первой полке, что подвернулась под руку, и рассматриваю ее содержимое.

Сначала идет книжка О. В. Богдановой «Писатель в маске. Критик Вячеслав Курицын в роли писателя Андрея Тургенева» (СПб., 2008). Книгу мне подарил автор за месяц до ее презентации. На презентацию я прийти не смог, но книжечку прочитал внимательно. С радостью узнал из нее, во-первых, что писатель Курицын работал конюхом в цирке и, во-вторых, «звуковые ассоциации „сильфиды“ и „сифилиды“ (с. 91) (Матадор на Луне. М.: Ракета, 2006. – А. Е) уже в который раз демонстрируют чуткость художественного слуха писателя». Оттуда же узнал, тоже в радость, что современный классик Сорокин, по собственному признанию, «пробовал дерьмо с целью инспекции, приобретения определенного рода жизненного опыта».

Следующая книжка на полке – «Магическая механика» (Рига: Снежный ком, 2008). Та самая «Магическая механика», вызвавшая своей подборкой настоящую Шекспирову бурю в рюмке отечественной фантастики. Книжечка у меня в закладках – их ровно пять, по количеству стихов Неграша.

Это одно из стихотворений. Другие ничуть не хуже.

Про количество закладок соврал – выпала шестая закладка. Со страницы с балладой Лидина, которая начинается так:

Следующие за «Механикой», конечно, «Новые трусы» – книжка-раскладушка, напечатанная на Киевской фабрике цветной печати (цех ширпотреба) Комитета по печати при СМ УССР по оригиналам издательства «Веселка» тиражом 500 000 экземпляров в 1968 году. Цена ее 5 копеек, формат чуть поменьше паспорта. Замечательна тем, что текст ее состоит всего из трех слов: «Вот и все», – напечатанных на последней странице, остальное – картинки. Побольше бы таких книг в современной литературе.

Справа от «Трусов» «Наше всё – всё наше» Льва Гурского (Волгоград: ПринТерра, 2007) с подзаголовком «Русско-еврейские расследования в мире книг» и с автографом на титуле: «Саше Етоеву от автора – с самыми добрыми!» Из книги с удивлением узнал, что Чернышевский, сидя в Петропавловской крепости, тайно принял иудаизм.

Далее – «Красный мак» (Л.: Теакинопечать, 1930). Балет в трех действиях. Либретто М. И. Курилко. Музыка Р. М. Глиэра. Трагическая история о капитане советского корабля, которого в китайском порту пытаются угробить империалисты. Сначала в курильне опиума – ножом, затем – на бале у китайского зверюги-банкира – ядом, растворенным в вине. Влюбленная в советского капитана китайская танцовщица выбивает отраву из капитанских рук, за что в последней сцене балета ее антрепренер, Ли-Шан-Фу, пронзает сердце китаянки ножом. Слабеющей рукой она передает детям, случайно оказавшимся рядом, красный мак, цветок, когда-то ей подаренный капитаном, символ борьбы трудящихся за будущую мировую гармонию. Этот предсмертный жест вызвал в свое время слезу на лице отца всех народов, и великой балерине Улановой, станцевавшей роль китаянки, вручили Сталинскую премию второй степени, а это 50 000 рублей по курсу 1949 года.