Александр Етоев - Территория книгоедства

А когда Розанов умер и потребовались медяки, чтобы усопшему положить на веки, не нашлось ничего другого, кроме древних египетских монет из розановской коллекции.

Так он и ушел в свой Египет из России 1919 года.

В конце двадцатых годов прошлого века Пантелеймон Романов выпустил два собрания своих сочинений – восьмитомное в 1927 году и двенадцатитомное в 1929-м. Это был пик его популярности, впрочем, как и популярности Михаила Зощенко, сотоварища Пантелеймона Романова по юмористическому литературному цеху.

Умение писать смешно – наверное, прирожденный дар, и не каждому писателю он дается. Это все равно что излагать анекдот. Устно его расскажет даже заика, и смешно получится практически у любого рассказчика. Но стоит коротенькую историю перенести на бумагу, как смех куда-то теряется, будто его и не было вовсе. Главный тут секрет – интонация. Перенести разговорную интонацию в текст рассказика – это замечательное умение.

Писатель Пантелеймон Романов этим умением владел вполне. Далеко за примером ходить не надо. Вот короткий рассказ «Порядок». Сюжет прост: некий человек едет с заработков к себе в деревню. Дома у него больная жена, сам он мучается катаром желудка, но тем не менее по дороге домой упрямо сходит на каждой станции и выпивает по рюмке водки. А после жалуется студенту-попутчику:

– Это прямо сил никаких нет – не берет да и толь ко, – сказал он.

– Что не берет? – спросил студент.

– Не пьянею отчего-то. На каждой станции прикладываюсь, и хоть бы что… Вот наказал Бог!

– А зачем нужно-то?

– Да домой еду, – ответил рабочий. – Ведь у нас народ какой… ежели ты, скажем, человек работящий, а домой приехал трезвый, тихо, спокойно, со станции пришел пешочком, то тебе грош цена, никакого уважения. А ежели ты нализался до положения, гостинцев кому нужно и кому не нужно привез, да сам на извозчике приехал, тебе – почет и всякое уважение…

В конце рассказа человеку все-таки повезло. На перрон он сошел, шатаясь и горланя пьяным голосом песни. «Чей такой?» – спрашивают мужики на станции. «Семена Фролова из слободки». – «Здорово живет. Ах, сукин сын, погляди, что выделывает!» – «Вот это недаром отец с матерью растили. Сейчас приедет домой – и себе удовольствие, и другим радость. А тут гнешь-гнешь спину… Тьфу!»

Тут, собственно говоря, и комментарий-то никакой не нужен.

«Я обещаю вам сады…» – пообещал однажды Константин Бальмонт российским читателям.

«Вы обещали нам сады…» – укорял его позже Николай Клюев, перечисляя, что же получили читатели взамен обещанных поэтом садов:

Вот такую апокалиптическую картинку нарисовал народник Николай Клюев, а шел в то время по русской земле год 1911-й. Затем были год 1917-й и последующие, и новый поэт, пришедший на смену старым, сказал как ножом отрезал: «Я знаю: саду цвесть!» И сад, как всем известно, зацвел. Таким образом, правда Бальмонта восторжествовала. Сам Бальмонт, впрочем, предпочитал этим большевистским садам французские буржуазные виноградники.

Вообще же Бальмонту в поэзии повезло. Во-первых – эпоха. В начале века (двадцатого, разумеется) спрос на поэзию резко возрос, стихотворная продукция стала массовой, и самым популярным среди тогдашних поэтических имен значилось имя Бальмонта. Он был первым из русских поэтов, удостоившимся собственного собрания сочинений. Он был первым, чью книгу («Звенья») издали массовым тиражом ценой в рубль, то есть книга была доступна практически любому читателю.

Но везение, как говорится, не бывает на пустом месте. Средненькому поэту может повезти один раз, а далее, сколько бы он ни пыжился, сколько бы ни издал книжек, памяти о нем в народе не сохранится. А вот Бальмонта знают все. И читают, и читать будут. Секрет этого – всего лишь талант. Талант – и ничего более.

Христианство возлияний не запрещает. А попробуй оно их запрети – моментально во всех приходах русской ортодоксальной церкви не останется ни одного прихожанина. Впрочем, и священников тоже. Тем более что в таинстве евхаристии кровь Христова адекватна кагору, который называют в народе не иначе как церковным вином.

Но сейчас не о вине речь. Речь пойдет о его величестве самогоне. Из наглядных пособий по самогоноварению лучшее – у Леонида Гайдая в его «Самогонщиках», короткометражке 1961 года. Песня Никиты Богословского на стихи Владимира Лифшица (отца поэта Льва Лосева) из этого фильма до сих пор звучит равносильно гимну РФ. Особенно первые два куплета:

Последний куплет печальнее, потому что отражает суровую действительность тех времен, когда песня прозвучала с экрана:

Год еще ничего, ведь по старому Уголовному кодексу (до 1996 года) изготовление самогона каралось двумя годами исправительно-трудовых работ. За повторное его изготовление человек получал два года тюрьмы. Сбыт продукта сулил три года с конфискацией имущества, а повторный сбыт – до пяти лет с конфискацией.

В литературе, особенно довоенной, о самогоне писали многие. Вспоминаю навскидку булгаковское «Самогонное озеро», повесть А. Казачинского «Зеленый фургон», очерк М. Пришвина «Самогон».

Вот коротенький отрывочек из последнего:

В Елецком уезде… самогон изготовляется из ржаной муки. Для этого нужно иметь два чугуна, в нижний кладется мука, верхним этот чугун прикрывается, тут, в верхнем чугуне, собираются пары алкоголя, но по охладительным трубкам стекаются в бутыль.

Техника винокурения постепенно совершенствовалась во время войны, а с момента революции она в деревне стала общедоступной. Почти каждая баба умеет делать самогон, причем качество получается у всех разное, как вообще во всяком кустарном деле. Небывалое распространение получил самогон… благодаря, во-первых, новизне, а во-вторых, крайне угнетенному духовному состоянию крестьянина.

Примечательно, что недавно в том же Елецком уезде… простите, районе… Впрочем, цитирую информацию из газеты «Труд», № 135 за 22.07.2004 г.:

В ДК поселка Солидарность Елецкого района прошло необычное мероприятие. Зал ДК был в черно-красном траурном убранстве, а в центре стоял гроб, убранный венками и цветами. В гробу лежал… новенький самогонный аппарат, недавно конфискованный милиционерами. Вокруг гроба стояли оплакивающие его знакомые всем персонажи. Оркестр играл похоронный марш. После нескольких поминальных речей «передовики» браги проводили в последний путь орудие кустарного алкогольного производства. Похоронная процессия прошла через весь поселок, на окраине которого была вырыта настоящая могила. В нее-то и опустили гроб с «усопшим» навеки аппаратом. Потом состоялись «поминки». Пили чай, знаменитую минеральную воду «Липецкая», компоты из свежих фруктов…