Коллектив авторов - Современная зарубежная проза

Интересным проектом стала книга 2004 г. «Я верую — Я тоже нет», представляющая собой длинный диалог между Бегбедером и католическим епископом Жаном-Мишелем ди Фалько — известным теологом, историком Церкви и христианским публицистом. Разговор происходит на духовной территории популярного писателя: он задает священнослужителю вопросы умного атеиста; епископ, безусловно готовый к компромиссам, должен оправдываться, пытаясь мягко объяснить собеседнику, что Бог — это не совсем то, что ему кажется, что нельзя винить Бога во всех земных бедах. Но Бегбедер слышит плохо, да и книга, похоже, написана не в помощь богоискателям, а для поклонников Бегбедера, которые еще раз могут убедиться в постоянстве его мировосприятия: «Реальность сводится к следующему: я чувствую, что все мы живем в мире, конец которого близок (возможно, наша планета протянет недолго, и надо сделать все для спасения природы и окружающей среды), что все люди рехнулись, жизнь наша совершенно пуста и человек катится навстречу собственной гибели». Бегбедер не может не сообщить священнику, что помнит время и место десяти своих лучших оргазмов, что групповой секс — заполнение «духовной пустоты». «Я не в состоянии понять, как двое, если они любят друг друга, могут согласиться пережить такую ситуацию», — удивляется французский епископ. «У нас на первом месте верность своим удовольствиям», — объясняет Бегбедер.

В романах Бегбедера угасают межличностные конфликты. Нет даже вражды человека с человеком, нет Востока и Запада . Даже любовных треугольников нет, потому что вполне можно жить втроем. В этом пространстве недопустимы люди традиционалистских убеждений. Ни у кого не предполагается никакой праведности, ни намека на святость — никогда и ни у кого: «Иисус подставлял вторую щеку, согласен. Иисус не любил насилие. Но в нем была ненависть, пускай он отрицал это, пускай не высказывал ее, она все равно жила в нем, неумолимая жажда справедливости. А на кресте он поносил весь свет и отрекался от отца. Плевать ему было на сострадание — Иисусу на кресте».

«Как все-таки утомителен гедонизм», — восклицает бегбедеровский «романтический эгоист». «Голливудские фильмы — это хорошо, а вот триллер в реальности — это плохо», — убеждаются те, кому суждено умереть в романе Бегбедера, посвященном событиям 11 сентября. Герои могут и не знать, кто их убивает. Автор знает. Но ни у кого нет даже защитной ненависти к убийцам, настолько велико утомление.

В «99 франках» кончает с собой Софи — бывшая подруга Октава, так и не доносившая не нужного ему ребенка. Повествователь комментирует в свойственной ему манере: «Когда беременная женщина кончает с собой, это двойная смерть по цене одной — совсем как в рекламе моющих средств». С миром прошлого (отцы) и миром будущего (дети) связи уничтожены. У Бегбедера, впрочем, иногда появляется образ дочери, которую воспитывает не он. Почему? Потому что «любовь живет три года» (см. одноименный роман Бегбедера), а они уже прошли. Сближение с детьми происходит в романе «Windows on the World», но оно — предсмертное. Отец не может спасти своих детей, как раньше не смог остаться с ними в одной семье. Да и как остаться? «Я ушел от нее именно из-за денег: я больше не мог возвращаться домой, имея столько деньжищ в кармане». В «Романтическом эгоисте» герою выпал шанс стать отцом. Но что-то не получается: «Я попытался ее успокоить, но на моем багровеющем лбу словно выступило крупными буквами: “СУКА! СДЕЛАЙ АБОРТ!”».

Стиль текстов Бегбедера сообщает о том, как настойчивое желание шутить, быть занимательным и востребованным в своем черном юморе постоянно размывает саму платформу, на которой старается удержаться смеющийся человек. Скрытый ужас бегбедеровского героя — в невозможности умолкнуть, остановить свое агрессивное остроумие. Любовь Бегбедера к автору «Путешествия на край ночи» вполне понятна. «Писательский подвиг Селина состоит в том, что его роман, написанный черными чернилами на черной бумаге, все-таки читается, и читается всеми», — пишет Бегбедер, рассуждая о том, что никто из братьев-писателей не смог достичь «ясности его мрака, аморальности его апокалипсиса, истерии его кошмара, скверны его эпопеи», — читаем в «Последней описи перед распродажей» [3].

Даже в этих словах видно стремление преувеличить и без того значительный селиновский пессимизм, замкнуть его в ядовитом оксюмороне. Архетипом активного пессимизма, способного вызвать сочувствие и симпатию, остается Гамлет. Его мизантропия — другая сторона любви, следствие страшных катастроф, произошедших в семье и воспринятых сознанием во всемирном масштабе. Селиновский герой, способный объемно, панорамно видеть кризис существования, ближе к Гамлету. В Бардамю нет вертлявости и ожесточенной зависимости от самых банальных страстей, которые отягощают героев Бегбедера. И Бодлер для него — наше все : «Я фанатик “Цветов зла”. Я очень люблю поэтов, которые ищут красоту там, где ее, по идее, быть не должно — у проституток, в грязных притонах. Помните, как говорил Бодлер: “Я взял всю грязь твою и в злато обратил”» [5]. Но сила Бодлера — в поэтической краткости. Да и не всякая грязь превращается в злато .

Сохраняются ли выявленные нами принципы поэтики и основы нравственной философии в двух последних на сегодняшний день художественных произведениях Ф. Бегбедера — «Идеале» (2007) и «Французском романе» (2009)?

Вновь перед читателем воссоздается пространство объемного автобиографизма, повествование ведется от лица сорокалетнего мужчины, очень похожего на самого Бегбедера. Опять на наших глазах рискует погибнуть от страстей развязно живущий, агрессивно искренний герой, склонный к многословию, к вполне серьезным размышлениям на историософские и духовные темы, всегда требующим легкой, принципиально сленговой формы. В сюжете нарастает тревога, обусловленная и состоянием ключевого персонажа, и характером избранных Бегбедером пространств. В романе «Идеаль» эта Россия — взрывная смесь гламура и криминала. Во «Французском романе» — тюрьма, в которую герой (как известно из СМИ, и сам писатель) угодил за провокационное употребление кокаина в общественном месте. Вышел с друзьями из машины, на капоте разложил запрещенные вещества, а потом пытался безуспешно убежать от полицейских.

В обоих текстах герой подумывает о спасении. В романе «Идеаль» именно для того Октав приезжает в Москву: надо перестать употреблять наркотики, возможно, с помощью исцеляющей любви к хорошей русской девушке. Параллельно идет поиск подходящего лица для рекламной кампании солидной парфюмерной фирмы. Во «Французском романе» закрытый в камере герой получает возможность обратиться к детству, в далеком прошлом обрести платформу для выздоровления от болезней тела и сознания. Как всегда у Бегбедера, процесс (игра с разнообразными ненормативными темами) значительно важнее, чем результат. Поэтому об итоговом спасении говорить сложно. Например, в романе «Идеаль» Октав, влюбившись в русско-чеченскую красавицу, вскоре впадает в депрессию брошенного мужчины и в истерике взрывает Храм Христа Спасителя.