Ласло Мерё - Логика чудес. Осмысление событий редких, очень редких и редких до невозможности

Другая причина осторожного отношения экономистов к использованию масштабно-инвариантных моделей состоит в том, что, хотя в долгосрочной перспективе такие модели могут снизить частоту экономических кризисов, они вызовут столь резкий рост цен на опционы, что фермерам и мельникам, о которых мы говорили раньше, они окажутся не по карману. Цена опционов поглотит всю их прибыль, а может, и не ограничится ею одной. В результате им придется рисковать бо́льшим, чем они могут себе позволить, и, когда случится очередной кризис, они не смогут выжить так, как смог бы профессиональный инвестор. Выше мы уже видели, что психологически инвесторы лучше подготовлены к преодолению последствий крахов, чем фермеры и мельники; далее мы увидим, как механизм «свалки богача» помогает им восстановиться после краха.

Итак, тихонские модели, возможно, приносят больше пользы практическому функционированию экономической системы, хотя и описывают реальные механизмы мира хуже, чем модели диконские. Нам следует продолжать их использовать, так же как мы продолжаем конструировать автомобили и электробытовые приборы, используя классическую ньютоновскую механику даже после открытия теории относительности и квантовой механики — потому что ньютоновская физика лучше подходит для повседневного применения. А раз модель полезна, она продолжает совершенствоваться, так же как продолжают развиваться тихонские экономические модели.

Экономика до некоторой степени хаотична, хотя ею в основном движут чисто тихонские модели, используемые подавляющим большинством инвесторов. Парадокс заключается в том, что, если бы модели тоже были хаотичны, экономика стала бы гораздо более хаотичной, чем сейчас; лучшие модели приводили бы к худшим результатам. С практической точки зрения нам, может быть, выгоднее по-прежнему использовать модели, обещающие нам определенное равновесие рынков. Диконские модели говорят нам, что крупные экономические кризисы будут происходить время от времени, гораздо чаще, чем их предсказывают модели тихонские. Но нам, вероятно, выгоднее время от времени переживать очередной непредсказанный крах, чем допустить, чтобы экономика стала еще более хаотичной, чем она уже есть. И это касается не только экономики. Как я говорил в предисловии, нам, возможно, удается поддерживать в известной степени цивилизованное общество только благодаря вере в то, что мы в известной степени цивилизованны. Мы используем тихонскую модель, хотя и принадлежим к диконскому биологическому виду (это всего лишь гипотеза, но ниже мы познакомимся с некоторыми убедительными аргументами в ее пользу).

Я не хочу сказать, что экономистам-теоретикам не следует экспериментировать с более дикими моделями, которые, возможно, описывают мир более точно. Эта работа — их интеллектуальный долг. Но в повседневной практике кажется целесообразным сохранять проверенные временем тихонские модели — хотя время от времени нас и будут заставать врасплох неожиданные биржевые крахи — и пытаться развивать эти модели так, чтобы уменьшать частоту и разрушительную силу таких катастроф [103] Сейчас наиболее широко используется модель VaR (Value at Risk — стоимостная мера риска); см., например, Jorion (2006) и McNeil et al. (2005). .

Если вы не относитесь к числу страстных любителей высшей математики, вам будет приятно узнать, что в оставшейся части этой книги я больше не буду ее использовать. Я мог бы поговорить еще о многом — например, существует множество интереснейших результатов, касающихся «грани хаоса», этой увлекательной границы между Тихонией и Диконией, — но об этих вещах можно узнать из других работ [104] О краях хаоса см. Cohn (2001) и Kauffman (1993). . Я и без того уже ввел достаточно математики для обоснования тех утверждений, которые хочу высказать.

Математические концепции, о которых мы говорим, не помогут нам быстро разбогатеть и не расскажут, как использовать огромные суммы, если те попадут к нам в руки. Но они помогут нам познать свойства Тихонии и Диконии, чтобы мы смогли лучше подготовиться к чудесам по меньшей мере первых двух типов: псевдочудесам, которые порождаются самой природой Диконии, и тем истинным чудесам, которых не может объяснить нынешняя наука. Мы не можем подготовиться к чудесам трансцендентным. Но если такие чудеса и происходят, они настолько редки, что даже пытаться готовиться к ним, возможно, не имеет смысла.

Как мы уже видели, наш друг Талеб — серьезный инвестор, так что он точно знал, как распорядиться теми деньгами, которые он заработал 11 сентября 2001 года. Он остался верен своей инвестиционной стратегии, но поднял ставки. Он продолжал покупать пакеты опционов, которые принесли бы ему большой куш в случае краха мировой экономики, и нес убытки почти ежедневно, пока кризис 2008 года не сделал его еще богаче.

Что случилось бы, начни все инвесторы — или по меньшей мере многие из них — следовать стратегии Талеба? Совсем не то, что могло бы предположить большинство людей. Не следует считать, что ставки на полный крах мировой экономики взлетели бы настолько, что такие спекуляции перестали бы быть целесообразными или даже возможными. Этот вывод диктуется логикой Тихонии, а мы сейчас в Диконии.

Действительно, цена на опционы, дающие высокую прибыль в случае краха, возросла бы. Но, поскольку значительная часть экономики работает в областях Диконии, в которых стандартное отклонение крупных прибылей и убытков бесконечно велико, такие опционы все равно оставались бы выгодными в случае наступления крупного кризиса диконского типа, как бы высоко ни поднялась их цена. Поскольку стандартное отклонение распределения позволяет нам определить вероятность редкого события, назначить максимальную цену при бесконечно большом стандартном отклонении невозможно — по меньшей мере при помощи математики, основанной на нашем понятии о числах. В этом смысле можно сказать, что опционы, которые использует Талеб, всегда будут оставаться недооцененными. Тем не менее я не рекомендовал бы эту стратегию большинству людей, потому что она оправдывает себя только у инвесторов, готовых и способных, подобно Талебу, ежедневно нести убытки в течение многих лет.

Одна из причин, по которым я не рекомендую такую стратегию, состоит в связанных с нею чрезвычайно больших психологических трудностях. Малкольм Гладуэлл пишет в своей книге «Что видела собака», что даже самому Талебу часто бывала нужна поддержка сотрудников, чтобы не отчаяться, несмотря на непрестанные убытки, иногда весьма тяжелые. У большинства инвесторов, в отличие от Талеба, нет основополагающего жизненного опыта моментального краха — они не видели, как Ливан, процветавший до этого в течение нескольких столетий и считавшийся «ближневосточной Швейцарией», в одну ночь пережил развал, который превратил Талеба и его семью в беженцев. Возможно, шок этого переживания был психологически полезен Талебу в использовании такой инвестиционной стратегии, так как он знал, что, даже потеряв все свое состояние, он не окажется в худшем в своей жизни положении.