Пьер Кернер - Я, паразит

Пусть микроскоп и позволил добиться больших успехов в понимании моей анатомии, для раскрытия всех моих тайн этого оказалось недостаточно. Чтобы отказаться от теории спонтанного самозарождения в пользу более разумных гипотез, понадобился не новый инструмент, а строго научный подход. В XVII веке, к величайшей радости всего моего семейства, труды итальянского натуралиста Франческо Реди положили начало новой дисциплине — экспериментальной паразитологии. Пока остальные задавались вопросом, откуда берутся личинки в мясе, оставленном на открытом воздухе, этот ученый сформулировал гипотезу и подверг ее тщательной проверке. Интуитивно догадываясь, что личинки откладывают мухи, он подтвердил свое предположение опытным путем. Закрывая мясо кисеей разной плотности, чтобы помешать мухам на него садиться, он доказал, что личинки не появляются до тех пор, пока ячеи кисеи мельче мушиных яиц. Но, несмотря на этот концептуальный прорыв, он продолжал объяснять наше присутствие в вашем кишечнике спонтанным самозарождением. Какое разочарование! И меня даже задело за живое, когда мой сородич, трематодный червь, похожий на лавровый лист и названный большой печеночной двуусткой (какое там большой… не хочется унижать родственника, но по сравнению со мной он смехотворно мал), стал первым, чей жизненный цикл со сменой хозяев удалось проследить. Как и в моем случае, личиночные и взрослые формы печеночной двуустки довольно долго принимались за представителей разных видов. Затем в 1842 году Юханнес Япетус Смит Стенструп, датский ученый с мозгами не менее впечатляющими, чем его имя, разработал теорию чередования поколений. Стенструпа особенно увлек жизненный цикл печеночных двуусток, которые из-за отсутствия данных об их детской стадии также считались продуктом спонтанного самозарождения. Он предположил, что промежуточными хозяевами печеночных двуусток могут быть маленькие водные улитки, хотя никаких следов червей в форме лаврового листа в тканях этих брюхоногих обнаружить не удалось. Но наблюдательный Стенструп заметил рядом с водными улитками маленьких свободных паразитов, плавающих при помощи тонкого хвостика. Он поместил тех и других в общий аквариум и увидел, как хвостатые паразиты крепятся к улиткам и формируют кисты. Вскрыв их, Стенструп обнаружил внутри листовидных червей, аналогичных тем, которых находили в печени его современников. Так он впервые установил связь между разными формами одного паразитарного вида, соответствующими различным стадиям жизненного цикла двуустки, моего дальнего родственника. И хотя проделанная Стенструпом работа была еще очень неточной, совокупность его экспериментов, наблюдений и выводов имела для тесного мирка паразитологии XIX века феноменальные последствия, особенно когда труды эти достигли библиотеки некоего немецкого доктора с фамилией не менее длинной, чем у его датского предшественника, Готтлоба Фридриха Генриха Кюхенмейстера [ Ячейка 3]. Будучи гинекологом, он вряд ли почтил бы меня своим вниманием, если бы не его болезненная страсть к паразитологии. Поэтому сегодня нас интересует только его хобби. Но я хотел бы сразу же предупредить самых чувствительных из вас: эти его маленькие воскресные опыты ни в коем случае не свидетельствуют об альтруизме. Они скорее доказывают его бесчеловечность… и это вам говорит паразит!

Труды предшественников убедили Кюхенмейстера в наличии связи между кистоидными личинками и длинными кишечными червями, поэтому он поставил себе целью проследить жизненный цикл тех и других. Заметив, что окончательный хозяин червя является хищником для промежуточного хозяина — носителя личинок, он предположил, что между ними существует связь пищевого порядка. Нечто вроде отравленного сюрприза в меню хищника. Хотя Кюхенмейстер был всего лишь паразитологом-любителем, он относился к своему хобби серьезно и считал нужным проверять свои гипотезы. Выделив из кист, найденных в телах кроликов, личинки одного из моих близких родственников, Taenia pisiformis , Кюхенмейстер состряпал из них вкусный корм и угощал им пойманных лисиц. А затем, как добросовестный ученый, препарируя несчастных лис, проверял, все ли идет по плану. И вот оно, счастье! Взрослые черви выдали себя с потрохами… мелькнув в лисьих потрохах сколексами. Поскольку всегда лучше перепроверить, а степень жестокости на этой стадии уже не имеет значения, он провел аналогичный эксперимент и для Taenia taeniaeformis , скормив кошкам мышиные останки.

Вдохновленный своей новой страстью к приготовлению блюд с цистицерками, наш друг Кюхенмейстер экспериментировал с комбинациями смесей и показал, что обмен в парах паразит — хищник (мышь — лиса/кролик — кошка) приводит к преждевременной смерти взрослых червей. Это доказывало, что мы зачастую приспосабливаемся к конкретному типу окончательного хозяина. С таким набором комбинаций было несложно проследить связи между цестодами разных видов и их промежуточными и окончательными хозяевами. Но в одном случае Кюхенмейстер зашел в тупик: попытка инокулировать собакам кисты, обнаруженные у свиней, ничего не дала. Впрочем, он и не думал сдаваться! Полный решимости найти этому объяснение, Кюхенмейстер приглядел нового кандидата: человека! Врачебная этика в XIX веке еще не успела войти в моду, и он получил разрешение повторить свои собачьи, лисьи и кошачьи опыты на заключенных, приговоренных к смерти. Но когда в 1854 году ему впервые представилась такая возможность, под рукой у него не оказалось свиных кист. Недолго думая, наш герой начал с того, что скормил своему подопытному кролику суп с лапшой, обсыпанной мышиными и кроличьими кистами, просто чтобы посмотреть, что из этого получится. К счастью, за три дня до казни приговоренного жена Кюхенмейстера нашла личинки в свином жарком, которое готовила на ужин. Вне себя от восторга, наш воскресный паразитолог бросился к мяснику, но не затем, чтобы обвинить того в продаже порченого мяса, а чтобы выпросить остальную часть туши зараженной свиньи. Таким образом доктору удалось собрать шестьдесят один цистицерк и добавить их в кровяные колбаски, которыми каждый день кормили заключенного. Через два дня после казни Кюхенмейстер принялся за работу: он вскрыл кишечник бывшего заключенного и обнаружил множество мелких личинок с вывернутыми сколексами и даже нескольких взрослых червей, укрепившихся на стенках кишечника. Какой успех! Он побудил нашего ученого в 1859 году повторить свой опыт с другим заключенным, чтобы иметь возможность увеличить время инкубации. И эта новая авантюра позволила ему обнаружить особь длиной 1,5 метра.