Денис Цепов - Удивительные истории о врачах

Кровопотеря два литра. Кровотечение не останавливается. Атония таки… Давление шестьдесят на тридцать. Пульс сто сорок пять.

– Гематологическую бригаду в родилку, быстро! Мизопростол! Карбопрост! Плазму! Кровь в обе вены под давлением. Гелофузин! Еще восемь юнитов крови! Нет! Еще двенадцать! Приготовить набор для удаления матки! Хирургического реджистрара в родилку! Мне нужны еще руки! И еще один анестезиолог! Уже здесь? Хорошо…

Матка не сокращалась. Из-под пациентки, лежащей на операционном столе, течет на пол тоненькая, но вполне уверенная в себе струйка крови. Кровь под столом собиралась в лужицу, но и не думала свертываться. Факторы свертывания закончились, как краковская колбаса в гастрономе под Новый год. Все больницы Северного Лондона подняты по тревоге. К нам везут кровь. Много крови. Нам нужно много крови. Иначе – кранты. Иначе, зачем это все?

Мне нужна передышка. Мне нужно избавиться от туннельного зрения и осмотреть поле боя. Сжимаю огромную атоническую матку двумя руками. На ноги льется теплая кровь. Видимо, та самая, которую мы только что перелили… Пытаюсь наложить компрессионный шов Билинч – матка, мягкая, как желе, рвется под нитками, заливая рану новой лужей крови. Накладываю зажимы на маточные артерии. Игры закончились – матку надо удалять. Иначе – пиздец. Кровопотеря четыре литра. Гемоглобин после десяти юнитов перелитой крови – четыре с половиной.

Матка уходит в пластмассовый таз. Сука. Теперь работают гематологи. Для них разрулить ДВС-синдром [26] – вообще не проблема. Наверное. Только бы не умерла. Если не умрет – подарю ей торт и шампанское. И коньяк! И цветы… Только не умирай… Дура! Давление восемьдесят на сорок. Кровит теперь не так сильно, но понемногу и отовсюду. Но не очень сильно, терпимо…

– «Серджисел», восемь упаковок, пожалуйста!

– Мистер Цепов, вы знаете, какой дорогой этот «Серджисел»?

– Не дороже похорон!

– Сию минуту, мистер Цепов!

Встречаюсь глазами с хирургическим реджистраром. Маска. Глаза. Сразу видно, свой парень… Одобрительно киваю. Едва заметно кивает в ответ. А фигли, матрос – не дешевка… Плавали, знаем. Закрываем живот с закрытыми глазами, чтобы не волноваться по пустякам. Трубок напихали аж три штуки… Переводим в интенсивную терапию. Помоги, Господи. Не убий. Не навреди. Упаси, сохрани и прочая… Ну, в том случае, если ты есть, как брата прошу, а? До конца дежурства еще три часа. В родильной комнате номер пять двойня на тридцать пятой неделе с кровотечением. Господи, дай мне силы. Да, кстати, и эту тетку, которой мы недавно матку отрезали, не забудь тоже… Упаси, спаси… ну, ты помнишь…

Воскресный февральский Лондон развлекал, как обычно, туманом и мелким, как капельки пота на лбу, дождем на лобовом стекле. Двигатель уже прогрелся, но сил ехать домой от этого не прибавлялось. Усталость настолько комфортна, что если закрыть глаза, то тут же начинаешь видеть какие-то цветные пятна и слышать приглушенный женский смех. Да, галлюцинации… а что делать? Ладно… поеду. Главное – опять не заснуть на светофоре, как в прошлый раз. И в душ, обязательно в душ… на этот раз точно доползу.

Как принять роды у капитана «боинга»

Женщины героических профессий – моя слабость, а также сфера пристального изучения и искреннего восхищения. Что заставляет двадцатилетнюю девушку пойти в королевские морские пехотинцы или в пожарницы? Что движет желанием женщины управлять многотонным грузовиком, паровозом или, скажем, трансатлантическим «Боингом-747»?

Несмотря на всю героичность и провозглашенную полную независимость от мужчин, такие тетеньки, что характерно, тоже беременеют и то и дело приходят к нам рожать детей. Тут-то часто и возникают трудности психологического плана. Нередко выходит, что сильной, независимой женщине, инструктору по боевому карате в Королевской морской пехоте со стальными нервами и смертельным ударом, бывает психологически гораздо труднее родить ребенка, нежели женщине-повару, женщине-парикмахеру или, к примеру, женщине-домохозяйке.

Видимо, дело тут в том, что женщины типично «мужских» профессий, привыкшие держать под полным контролем ситуацию, себя и, нередко, других людей, очень часто полностью теряют контроль и уверенность в себе в ситуации родов, когда от них, в общем-то, мало что зависит, а на карту поставлено слишком много – их собственная жизнь и, главное, жизнь и здоровье их ребенка. Они, привыкшие принимать решения в сложных ситуациях сами, теперь вынуждены полностью, безоговорочно, на сто процентов доверять врачу – человеку, которого они зачастую видят впервые в жизни! А это – нелегко. Профессионально занимающиеся сложным десижн-мейкингом [27]и риск-менеджментом [28]меня поймут…

Кстати, знаете ли вы, что из мужей, присутствующих на родах, чаще всего падают в обморок, аки бледные курсистки, именно пожарные и морские пехотинцы?! Причина, скорее всего, та же. Но покончим со вступлением и перейдем непосредственно к повествованию!

В то утро выпало мне, реджистрару Девонширского госпиталя, делать плановые кесарева сечения: в утреннем распорядке их обычно три – так чтобы закончить все к часу дня. Обычно перед операцией пациентка встречается с хирургом, он рассказывает, что именно собирается делать на операции, какие при этом есть риски для жизни и здоровья и что обычно предпринимается, чтобы эти риски свести на нет. Захожу в палату, вижу пациентку. Дженни. Лицо белого цвета. Глаза полны ужаса. Руки трясутся. В общем, боится до смерти. Начинаем разговор, пытаюсь шутками-прибаутками ее как-то развеселить, успокоить и приободрить. Получается, но с трудом. И тут ко мне закрадывается подозрение…

– Кем вы работаете, Дженни? – вкрадчиво так спрашиваю…

– Пилотом на «Инглиш эйрвейз», «боинги» вожу и аэробусы…

– Капитаном?

– Ага…

Оп-па! Тут все сразу стало понятно! Пообщались мы еще минут десять, согласие больной на операцию кое-как получено, но, чувствую, хоть и улыбается женщина наша пилот, ужас в глазах все-таки присутствует… Конечно! Это тебе не штурвалом рулить да автопилота включать, как бы свысока нисходя до пассажиров по громкой связи! Дескать, говорит капитан… всем расслабиться… я, хитрый профессионал, крут и спокоен… а вам сейчас бифштекс принесут и «Шато Моргон» в маленькой бутылочке…

Видела бы она ужас в моих глазах каждый раз при взлете и посадке! И это с учетом как минимум трёхсот граммов коньяку, принятых на грудину заблаговременно! Страшно ж ведь! Кошмар! Сидишь, как овощ, пристегнутый, благоухаешь, как безмозглый гладиолус, после массового опробывания духов в магазине дьюти-фри, и при этом дико боишься умереть – сделать-то ничего уже нельзя…