Гай Лешцинер - Мозг, ты спишь? 14 историй, которые приоткроют дверь в ночную жизнь нашего самого загадочного органа

Во время нашей последней встречи, спустя лет восемь после того, как наши пути впервые пересеклись, мы немного подробнее поговорили о том, какое влияние оказала на ее жизнь эпилепсия. Джанис продолжает пить лекарства и приближается к менопаузе. Ее гормональные колебания практически прекратились, а вместе с ними и приступы. Вот уже три месяца она не испытывала приступов удушья, которые раньше терзали ее по много раз за ночь и чуть ли не каждую ночь. Она вспоминает, как боялась спать, как ужасно страдала от недосыпа, от нехватки энергии делать что-либо в нерабочее время.

«Моя жизнь теперь сильно изменилась, – сообщила она мне. – Прежде я не могла наслаждаться жизнью. Пыталась развлекаться с друзьями, но моя болезнь этого не давала. Было бы здорово чаще выбираться куда-то с друзьями. Но я попросту не могла свободно заниматься тем, что делали мои друзья. Я была вынуждена ограничивать свою жизнь – другого выбора не было. Теперь же у меня такое чувство, будто мне частично вернули мою жизнь. Теперь я могу оставить прежнюю жизнь в прошлом. Я начинаю новую и делаю то, что мне хочется».

Заметно, что она чувствует себя перерожденной, и думаю, это следствие не только избавления от приступов, но и восстановления нормального режима сна. Но я не могу не грустить от мысли о том, что более тридцати лет она прожила без диагноза и без лечения. «Я не могу возмущаться или горевать по поводу того, что происходило со мной в юности. Однако и правда считаю, что мне было бы гораздо проще, поставь врачи диагноз намного раньше. Я не жалею себя – просто обидно за потерянные годы жизни. Я столько всего пропустила».

В пятой главе про Роберта и его разговоры во сне я предупредил о том, как бывает опасно принимать все за чистую монету. Случай Джанис демонстрирует обратную сторону медали. Подозреваю, что, если бы не ее тяжелое детство и проблемы с поведением, к ней отнеслись бы более серьезно. Вместо того чтобы пичкать успокоительными и нейролептиками, увидев в ее симптомах проявление психологического стресса, воспитанницу могли бы своевременно направить к неврологу. Удар, который нанесла эпилепсия по всей ее жизни, можно было бы смягчить.

Что касается меня, то случай Джанис дал мне понять, что нужно верить словам пациентов или как минимум не игнорировать сказанное. В клинике порой оказывается сложно отделить физиологическую проблему от психологической, и я уверен, что не меньше других виновен в том, что делаю поспешные выводы, столкнувшись с человеком с явными психологическими проблемами.

Пациентка научила меня изначально относиться с верой, а не с недоверием к тому, что говорят пациенты, а также искать явные доказательства в поддержку физиологической или психологической природы их симптомов.

В случае с Джанис, впрочем, важным фактором стала чрезвычайная редкость ее расстройства, а также то, что мало кто из врачей с ним знаком. Отсюда и ее мотивация, ее огромное желание поделиться своей историей, чтобы оградить других людей с похожими проблемами от десятилетий страданий, которые пришлось пережить самой.

«Никогда не забуду тот раз, потому что именно тогда я поняла, что у меня проблема», – рассказывает Эвелин. Сейчас ей двадцать четыре, она закончила учебу и вернулась жить к матери. Она говорит с южнолондонским акцентом и стильно одета. Яркая бандана с африканским рисунком на голове – дань уважения ее угандским корням. Она выглядит счастливой, уверенной в себе и расслабленной, по крайней мере, пока не начинает рассказывать про то, что с ней происходит.

«Однажды, когда еще училась в университете, я увидела свою соседку прямо у себя перед носом, только вот дело в том, что ее там не было. Она уехала на выходные домой. Так что, когда увидела ее на следующий день, я спросила: „Что ты делала в моей комнате вчера?” – а она и говорит: „Я только что вернулась. Как я могла быть вчера в твоей комнате?” Вы понимаете, насколько это безумно?»

Эвелин описывает свои переживания с некоторым замешательством. Последние лет пять по ночам ей доставляют дискомфорт разнообразные странные галлюцинации. С начала обучения в университете эти ужасные явления портили ей жизнь.

«Я вижу, как что-то происходит передо мной, однако все это не по-настоящему. Лишь плод моего воображения. Оно доводит меня до полного бреда, а потом тычет мне им в лицо. Я видела демонов у себя в комнате и всякие дьявольские образы, и, когда я вижу подобное, я чувствую, будто оказалась в аду».

Описываемые Эвелин галлюцинации не происходят с ней в течение дня – они всегда тесно связаны со сном. «Обычно это случается, когда я пробуждаюсь ото сна. То есть могу уснуть, скажем, в полночь, а затем, час спустя, внезапно проснуться». При пробуждении ее встречают эти ужасные видения. «Однажды я увидела миллионы миллионов глаз, которые просто смотрели на меня, и все они были прямо у меня под носом». Она описывает глазные яблоки, большие и маленькие, подобно звездной галактике паря́щие в комнате вокруг и уставившиеся на нее. «Эти видения крайне подробные – очень-очень подробные».

Одним из самых пугающих для Эвелин видений стало до жути реалистичное явление образа недавно умершего родственника в комнате рядом с ней: «Он просто смотрел на меня. Это было необъяснимо. После этого я долго не могла уснуть».

Словно галлюцинаций было мало, ими все не ограничивалось. Во время этих видений Эвелин чувствовала себя парализованной. Она с содроганием рассказывает: «Я просто лежу и смотрю вверх. Не могу дышать, не могу двигаться. Я пытаюсь пошевелиться, пытаюсь заговорить, но ничего не выходит. Когда хочу что-то сказать, то в лучшем случае бормочу – звучит это так, словно я ворчу во сне. И тогда начинаю видеть эти очень реалистичные образы – безумные, пугающие образы прямо у моего лица. Это повторяется снова и снова».

Эти случаи явно нанесли удар по ее психике. «Проблема в том, что во время приступа я не могу моргать, так что у меня нет возможности просто закрыть глаза и спрятаться от этого. Мне приходится на это смотреть. А затем все эти штуки куда-то пропадают».

Хотя эти явления порой случаются с ней чуть ли не каждую ночь, она к ним так и не привыкла. Однако научилась с ними справляться. «За несколько месяцев я усвоила, что если я успокоюсь – хотя мне, сколько бы раз это ни происходило, все так же страшно, – то все закончится быстрее». Я спросил у нее, пыталась ли она бороться с этим. «Первым делом я пытаюсь пошевелить рукой, так как ноги не слушаются, так что я пытаюсь пошевелить пальцами, однако ничего не выходит. А затем я пытаюсь закричать, заорать, однако и это у меня не выходит. Вот тогда-то я и начинаю бормотать».