Джонатан Эйг - Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию

Вина не лежала целиком на Сэнгер. В некотором смысле она стала жертвой собственного успеха. Она помогла принести секс в мейнстрим. Она помогла превратить «Планирование семьи» в организацию, охватившую всю страну и улучшившую жизнь миллионам людей. Но чем больше становилась организация, тем меньше ее руководители соглашались на риск, и их можно понять. Они беспокоились, что будет, если у таблетки Пинкуса окажутся вредные побочные эффекты, или, не дай бог, кто-нибудь умрет от нее, или женщины, которые ее принимали, будут рожать детей с дефектами.

Пугала сама идея делать то, чего никогда не делалось раньше: давать лекарство здоровым женщинам, просто чтобы им легче жилось. Скандал или судебный иск потопил бы всю организацию, и «Планирование семьи» не было готово к такому риску. Во всяком случае, не ради Пинкуса.

В молодости Грегори Пинкус видел себя поэтом, философом, пахарем и любовником. Жажда жизни и мысль кипели в нем так, что трудно бывало сдержать эмоции или выразить их на страницах дневника. Он был высок и красив, широкоплеч и мускулист. С самого детства по всему его виду, особенно по твердому взгляду было понятно, что этот человек не уступит и не отступит. Маргарет Сэнгер главным в своей жизни выбрала секс, утверждая, что все лучшее на свете порождается силой физиологической любви; у Пинкуса основополагающая философия была другая. «Единственная наша обязанность, – писал он в юношеском дневнике, – это саморазвитие». Задача человека, объяснял он далее, – как можно лучше раскрыть свои таланты и помочь в этом другим. В том же дневнике он хранил тетрадный лист бумаги с цитатой Мэтью Арнольда – поэта и культуролога девятнадцатого века: «Величие – состояние духа, достойное любви, интереса и восхищения».

Пинкуса манили не секс, не деньги, не слава и не власть – он искал величия, величия в том смысле, в каком его понимал Арнольд. Это стремление никогда в нем не ослабевало.

Пинкус родился девятого апреля тысяча девятьсот третьего года и был старшим из шестерых детей. В его роду встречались и гении, и безумцы. В тысяча восемьсот девяносто первом семья его деда переехала в Нью-Йорк из Одессы – космополитического российского города с растущей экономикой, где жили люди самых разных национальностей. Но Россию захлестнули еврейские погромы, и семья Пинкусов сбежала. Между тысяча восемьсот девяносто первым и тысяча девятьсот десятым годом из России в США уехало около миллиона евреев, и временами казалось, будто все они разом поселились в Нью-Йорке, в восьми кварталах Нижнего Ист-Сайда. Там недолго жили и Пинкусы.

Дедушка Грегори, Александр Григорьевич Пинкус, открыл на Манхэттене ресторан, но быстро прогорел. Он перевез семью в Колчестер, штат Коннектикут. Однажды на ферму пришел человек по имени Гирш-Лейб Сабсович, предложил Александру Григорьевичу переехать в коммуну «Вудбайн», штат Нью-Джерси, и отдать старшего сына Иосифа в сельскохозяйственную школу барона де Гирша. Так всего за несколько лет семья успела пожить в богатом, но опасном русском городе, потом в перенаселенных трущобах Нью-Йорка и оказалась в утопической сельскохозяйственной коммуне в Нью-Джерси.

Еврейская сельскохозяйственная колония «Вудбайн» была кибуцем до того, как кибуцы появились. Ее создал барон Морис де Гирш – один из самых богатых евреев в мире, отпрыск семьи банкиров королевских дворов Европы. Он считал, что исход из России – это беспрецедентная для его народа возможность улучшить свою жизнь и создать крепкие сообщества по всему миру. Барон решил отдавать значительную часть своего состояния на устройство еврейских колоний. За всю свою жизнь он пожертвовал более ста миллионов долларов. Часть этих денег пошла на строительство колонии «Вудбайн», пять тысяч триста акров на самом юге Нью-Джерси, где щедростью барона были построены дома, школы, амбары, фабрики, электростанция, пожарная станция, синагога, театр и боулинг. Все улицы назывались именами американских президентов, кроме самой главной, поименованной Гирш-авеню. К приезду Пинкусов население коммуны превысило тысячу четыреста человек, и на три четверти это были евреи. В школе учились девяносто шесть детей, и с ними – Иосиф Пинкус, сын Александра Григорьевича.

Хотя в старшем классе было всего двенадцать учеников, главным для всех девочек был Иосиф Пинкус. Он выглядел не фермером – принцем: высокий, худощавый, с элегантными чертами, каштановыми кудрями и темно-карими глазами. «Такой красивый, что дыханье замирает», – сказала одна девочка из «Вудбайна», дочь бакалейщика – Лиззи Липман. Она была из интеллигентной семьи, брат ее стал известным профессором агрономии, но серьезное образование для женщин в те годы не поощрялось. Лиззи пришлось уйти из школы в четырнадцать и начать работать – она мыла лампы на фабрике «Дженерал Электрик» за три доллара в неделю, пока ее брат готовился к колледжу. Ум у Лиззи был остер, как колючая проволока, и столь же жестким был ее характер. Она умоляла родителей о таком же образовании, как у брата, но ей было отказано. «Сколько ночей я рыдала перед сном, – писала она позже, – осознавая с отвращением, что мой удел навечно – жертвы и служение, что все мои мечты и надежды должны быть задушены и похоронены в глубине сердца».

Не только об образовании мечтала Лиззи Липман, но и о молодом красавце Иосифе Пинкусе, который, окончив школу, вернулся туда преподавать агрономию. Он был очень умен и твердо верил в улучшение природы с помощью современной науки. Он призывал учеников и колонистов думать, как применять современные технологии для улучшения продуктивности растений и животных.

Работая в школе, Иосиф влюбился в коллегу-учительницу. Родители и друзья не одобрили возможный брак, и Иосиф впал в депрессию – раннее предупреждение о тех эмоциональных трудностях, что будут терзать его всю жизнь. Он покинул колонию и уехал на ферму во Флориду. После отъезда они с Лиззи стали переписываться, и их любовь занялась от бумаги и чернил. В тысяча девятьсот втором они поженились, и их захватывающий роман закончился вместе с началом брака. Для Лиззи, как и для почти всех женщин ее поколения, жизнь, полная жертв и служения, началась месяцев через девять после свадьбы. В тысяча девятьсот третьем году она родила сына, Грегори Гудвина Пинкуса, первого из шестерых ее детей.

В тысяча девятьсот восьмом году, когда Гуди было пять, семья уехала из колонии «Вудбайн» и поселилась в квартире на Симпсон-стрит в Бронксе, возле станции метро «Седьмая авеню», затем Пинкусы переехали в Ньюарк, затем обратно в Бронкс – в пятиэтажный краснокирпичный дом на Дженнингс-стрит, 741. Семья Пинкусов примкнула к местному ответвлению Свободной синагоги рабби Стивена Уайза – реформистской конгрегации, призывавшей своих приверженцев не признавать условностей и бороться с социальной несправедливостью. Рабби Уайз, открытый сионист, участвовал в создании Национальной ассоциации прогресса цветного населения в тысяча девятьсот девятом году, работал в комитетах по выявлению коррупции в городском руководстве Нью-Йорка и боролся за права профсоюзов.