Сабина Шпильрейн - Опасный метод лечения шизофрении

«Если я хочу, чтобы пошел дождь, мне нужно лишь сделать что-либо, что выглядит как дождь или напоминает о нем» 289.

«Мотивы, которые подталкивают к занятиям магией, – это желания. Возможно, первобытный человек выражает слишком большое доверие силе своих желаний. Желание для ребенка – это точно такое же переживание, как для первобытного человека в его магическом действии».

«Для ребенка, находящегося в аналогичных психических условиях, но еще не дееспособного с точки зрения моторики, в другом месте мы бы представили гипотезу о том, что сначала он действительно удовлетворяет свои желания галлюцинаторно, в то время как он производит удовлетворяющую ситуацию посредством центробежного возбуждения своих органов чувств» (ср. Фрейд 290: Т. III. – 1912. С. 2).

Верующий в магию подобен ребенку, для которого

«вещи отходят против их представлений, что связывается с последним, должно происходить с первым. Связи, возникающие между представлениями, также предполагаются между вещами» 291,292(Фрейд: Тотем и табу 293).

Этот вид магического верования встречается нам так часто в случае душевной болезни, так называемой «шизофрении» (Блейлер). Одна из моих пациенток, например, злится из-за различных плохих предположений, которые делали о ней. Я считаю, что ей не следовало волноваться об этом, так как это были пустые предположения, вслед за чем

«предположение могло бы стать действительностью, чтобы объяснить ее право на существование» 294.

Достаточно подумать о чем-либо, чтобы это произошло; но сама такая мысль – это постоянное выражение желания или опасение.

Если ребенок произносит свои первые звуки бормотания, то он делает это, потому что бормотание доставляет ему удовольствие по разным психологическим причинам, причинам, связанным с дыханием, определенным мускульным напряжением и т. д. Например, мы читаем у Штерна:

«С седьмой недели насытившийся ребенок произносил иногда звуки удовольствия, примерно такие: «кре-кре»; в два месяца он заставлял слушать звук удовольствия «эррэ-эррэ». С одиннадцатого месяца ребенка записано: теперь бормотание продолжительно и всегда является знаком удовольствия» 295.

По Штерну, развитие продвигается «от умеренного аффективно-волевого к объективно-интеллектуальному».

Давайте теперь обратимся к первым словам «папа» и «мама». Очень важно обратить внимание на то, как младенец говорит эти слова. Сначала он не говорит «мама», «папа», а «мё-мё-мё…», «пё-пё-пё…», очевидно, гласный звук при этом примерно «ё», и число слогов сначала неограничено. Если мы живо представим маленький говорящий «мё-мё-мё» ротик и скопируем, возможно, его движения своей рукой, то мы увидим, что эти движения родственны движениям процесса сосания. В звуках «мё-мё-мё» представлен процесс сосания. У младенца, которого уложили в его кроватку после кормления, есть только иннервационный импульс, который также необходим ему во время процесса сосания, не сразу переводящий его в покой, чтобы движения продолжались, и вследствие этого образуется звук «мё-мё-мё». Эти движения, образующие «мё-мё-мё», должны доставлять ребенку удовольствие в высшей степени, это происходит потому, что они созданы по образцу процесса сосания и поэтому легко выполнимы, но еще больше в результате психологических причин: в то время как ребенок репродуцирует процесс сосания в движениях, он должен снова каким-то образом освежать ощущения, которыми наслаждался во время только что происходившего процесса. Я не хочу заходить так далеко, как Джеймс, чтобы высказать утверждение: «Мы плачем не потому что нам грустно, а нам грустно, потому что мы плачем». Но, наверное, уже в самом раннем возрасте должны определяться связи определенных действий с движениями, сопровождающими ощущения. И поэтому здесь нет риска заключить, что предполагая, что, если ребенок сначала произносит «мё-мё-мё», звуки, которые связаны с определенными движениями в процессе сосания, то он переживает приятные ощущения процесса сосания.

При этом мы не нуждаемся в представлении четких картин в детской головке, это не обязательно должен быть образ матери, процесса сосания, это могли бы быть совершенно темные ощущения тепла, мягкости (при прикосновении к материнскому телу), влажности, сытости и т. п. Естественно, ребенок снова и снова 296будет хотеть испытать эти ощущения; так, инстинктивно он будет приводить свой ротик в положение, которое производит только что упомянутые звуки. Связь между звуками «мё-мё» и соответствующими ощущениями становится все теснее, она становится постоянной; ребенок пытается произвести эти звуки, чтобы вызвать определенную, заранее знакомую группу ощущений. Так как теперь определенные звуки связываются с определенными психическими содержаниями, с ощущениями, возможно, уже с представлениями, то мы можем говорить здесь о «словах», которые указывают на эти содержания, соответственно, обозначают их.

Эти первые слова еще аутистичны, т. е. определены для самих себя. Эта первая аутистическая стадия в отношении дальнейшей «магической» отличается от того, как предполагает магия внешний мир, на который оказывают воздействие, в то время когда мы еще не нуждаемся в том, чтобы не считать в этой первой аутистической стадии еще отдельный от ребенка внешний мир. Но возникновение слова «мё-мё» объясняет нам в этой стадии начало магии, главным образом, веру во всемогущество слов, особенно имени.

Как известно, в магии имя выступает на месте человека. С именем это происходит как с образом: если, например, нужно вызвать смерть врага, то берут свечу его размера и сжигают ее полностью; этого же можно достичь, если произнести имя данного врага со злостью.

Точно так же, как нельзя приближаться к святому животному или королю, нужно избегать предметов, прежде всего, пищи, которой 297угощается человек, иначе умрешь на месте, также нельзя произносить его имя.

То же самое относится к именам духов, покойников и т. п. Это согласование имени и человека, слова и поступка Фрейд 298объясняет точно таким же вышеупомянутым образом, что представление, мысль здесь, как и у ребенка, переоценивается по отношению к реальности; первоначально каждое желание удовлетворялось галлюцинаторным образом, сначала ребенок должен дополнительно научиться тому, что есть реальность, которая многое делает для него невозможным, которую сначала нужно завоевать.

Теперь возникновение первых детских слов показывает, что мы даже не нуждаемся в том, чтобы намеренно допускать вызванное галлюцинаторное удовлетворение желания при происхождении. Если ребенок кричит слово «мё-мё», то сначала он не делает это, потому что это слово напоминает ему о действии, связанном с приятными ощущениями: первоначально слово не обозначало действие 299, оно само было действием. Это факт, к которому сводится магия в ее вере: слово может заменить действие, так как первоначально слово было действием. Слово «мё-мё» в смысле отдельного объекта дифференцируется сначала дополнительно из определенной смутной группы ощущений, которая образуется в процессе сосания.