Стивен Джонсон - Карта призраков [Как самая страшная эпидемия холеры в викторианском Лондоне изменила науку, города и современный мир] [litres]

Вряд ли хоть кто-то еще в Лондоне в тот день представлял, насколько сильна эпидемия, лучше, чем Джон Сноу и Генри Уайтхед. Но, по иронии судьбы, именно из-за того, что они хорошо знали Брод-стрит, им трудно оказалось оценить истинные масштабы трагедии. В местном госпитале размещалось по крайней мере вдвое больше больных из Сохо, чем страдало за закрытыми дверями и ставнями собственных домов. За три дня, начиная с 1 сентября, в расположенный поблизости Миддлсекский госпиталь поступило более 120 пациентов с холерой, где Флоренс Найтингейл отметила, что подавляющее большинство среди них составляли проститутки. Больных складывали в больших открытых палатах и лечили солевым раствором и каломелью.

В викторианскую эпоху считалось, что низшие слои общества ведут аморальный образ жизни, и именно поэтому их настигает божья кара: они заболевают чаще, чем представители высшего света.

В воздухе стоял тяжелый запах хлора и серной кислоты, которыми работники больницы обрабатывали комнаты в попытках очистить воздух. Все это, впрочем, помогало мало: две трети пациентов умерли.

Когда больных стало слишком много и они уже перестали помещаться в Миддлсекском госпитале, новоприбывших стали отправлять в госпиталь Университетского колледжа. В первые три дня туда поступило двадцать пять пациентов с холерой. Вестминстерский госпиталь принял восемьдесят пациентов в первые несколько дней эпидемии. Немалый приток пациентов отмечался и в других учреждениях: к среде более пятидесяти больных холерой поступили в госпитали Гая, Св. Фомы и Чаринг-Кросс.

Больше всего пациентов с холерой принял госпиталь Св. Варфоломея – почти две сотни за первые дни эпидемии. Врачи с переменным успехом экспериментировали с несколькими разными методами лечения: касторовым маслом, стручковым перцем, даже холодной водой. Внутривенная инъекция физраствора, соленость которого примерно соответствовала сыворотке крови, на время помогла двум больным, но через несколько часов они умерли – судя по всему, из-за того, что, как и пациенты Томаса Латты в 1832 году, получили инъекции лишь однократно.

В общем, катастрофа на улицах вокруг Голден-сквер была на самом деле лишь частью истории. Сидя в среду за вычислениями, Сноу и Уайтхед оперировали двузначными числами. Вскоре им предстояло узнать, что эти цифры поразительно оптимистичны.

Вполне возможно, что подробные расспросы, которыми занимался Сноу, даже сами по себе сократили распространение болезни. Со слов самого Сноу мы знаем, что за неделю он пообщался с сотнями жителей района, и в большинстве разговоров звучали вопросы о колонке на Брод-стрит. Вот чего мы не знаем, так это того, упоминал ли Сноу в разговорах свою теорию об источнике холеры. Может быть, это были одновременно и опросы, и предупреждения? Сноу, в конце концов, был врачом, а бедные, перепуганные обитатели Сохо – его пациентами. Если он считал, что колонка распространяет смертельную болезнь, то вряд ли стал бы держать такую информацию при себе. Могло ли сотни отдельных предупреждений от уважаемого врача быть достаточно, чтобы в районе перестали пить воду с Брод-стрит? Самый резкий спад смертности произошел во вторник и среду – через два дня после того, как Сноу начал обходить окрестности. Возможно, меньше людей стало умирать потому, что до какой-то части населения дошел слух, что во всем виновата колонка.

Но если эпидемия и шла на спад, то по любым нормальным стандартам она все равно развивалась с устрашающей скоростью. Из своих расследований Сноу знал, что в среду умерло по крайней мере двенадцать человек – в десять раз больше, чем «нормальный» показатель для района. Учитывая массовое бегство жителей, вполне возможно, что подушная смертность по-прежнему оставалась на прежнем уровне. Он знал, что его статистические подсчеты станут убедительным аргументом в пользу водной теории, особенно если сопроводить их последними результатами исследования водопроводных систем Южного Лондона. Нужно будет пересмотреть монографию о холере и отправить новые статьи в The Lancet и London Medical Gazette. Но в краткосрочной перспективе у него было куда более неотложное дело. В его районе по-прежнему умирали люди, и он точно знал, в чем причина эпидемии.

«Диспансер смерти»

Вечером в четверг попечительский совет прихода Св. Иакова устроил экстренное собрание, чтобы обсудить, что делать с продолжающейся в районе эпидемией. Примерно на половине заседания они получили записку, что к ним хочет обратиться некий джентльмен. То был Джон Сноу, вооруженный данными по катастрофе, длившейся уже неделю. Он встал перед ними и своим странным хриплым голосом рассказал, что знает причину эпидемии и может убедительно доказать, что подавляющее большинство случаев заболевания можно отследить вплоть до источника. Сноу вряд ли углублялся в подробности своих попыток опровергнуть теорию миазмов – лучше было сразу изложить закономерности жизни и смерти и оставить философствования на потом. Он рассказал об ужасной выживаемости среди тех, кто жил недалеко от колонки, и о том, что тех, кто не пил воду, беда обошла стороной. Он рассказал попечительскому совету о смертях, произошедших далеко от Голден-сквера и связанных с этим районом только тем, что умершие пили воду с Брод-стрит. Возможно, он рассказал им о пивоварне и работном доме на Поланд-стрит. Одна смерть за другой оказывались связаны с водой из колодца на Брод-стрит. Но тем не менее колонкой по-прежнему активно пользовались.

Члены попечительского совета отнеслись к докладу скептически. Они, как и все другие местные жители, отлично знали, какой отличной репутацией обладает вода на Брод-стрит – особенно в сравнении с другими близлежащими колонками. А еще они не менее отлично знали, какие отвратительные запахи стоят по всему району – эти запахи ведь наверняка больше виноваты в эпидемии, чем замечательная вода с Брод-стрит? Тем не менее аргументы Сноу были достаточно убедительны – да и вариантов у них особых не было. Если Сноу неправ, то району придется несколько недель пострадать от жажды. Если он прав, кто знает, сколько жизней им удастся спасти? После непродолжительных консультаций попечительский совет решил закрыть колодец на Брод-стрит 36.

Бар «Джон Сноу» находится на Бродвик-стрит напротив водяного насоса, от которого Джон Сноу оторвал рукоятку. Теперь она хранится внутри заведения. Бар – одно из старейших заведений в Сохо.

На следующее утро, в пятницу, 8 сентября, ровно через неделю после того, как эпидемия начала свое ужасное шествие по Сохо, с колонки сняли рычаг. Какая бы угроза ни таилась на дне колодца, на какое-то время она там и останется.