Андрей Сазонов - Не жилец!

Вера в лечебные и магические свойства минералов уходит корнями в древнейшие времена. Греческий философ и естествоиспытатель Теофраст, живший в конце IV — начале III века до нашей эры, придал этой вере видимость научности в своем трактате «О камнях». Древнеримский энциклопедист Плиний Старший, который жил в I веке нашей эры, дополнил то, что сделал Теофраст. В тридцатисемитомной «Естественной истории» Плиния о лекарственном действии минералов сказано довольно много. Верили в это и в Персии, и в Индии, и в других странах, поэтому совершенно неудивительно, что эти знания перешли к арабам. Лекарственное питье лучше всего было пить из хрустального или золотого сосуда, потому что золото и хрусталь усиливали действие лекарств. Куски магнитной руды носили на груди, поскольку то, что притягивало железо, могло притягивать к сердцу жизненную силу. Серебром очищали воду. Украшения из аметиста «прописывались» душевнобольным, которые могли позволить себе такое дорогостоящее лечение. Бирюзу прикладывали к глазам для улучшения зрения. Розовый кварц помогал доносить плод без проблем и благополучно родить его… Короче говоря, минералы использовались арабами очень широко.

Альбукасис написал свое «Руководство», опираясь на труды греческих и римских ученых, а во второй половине XII века «Руководство» было переведено на латынь и в течение пяти последующих столетий оставалось востребованным у европейских врачей — вот всего лишь один пример того, как арабские ученые обеспечивали преемственность знаний между Древним миром и Средневековой Европой. В Европе в Средние века изучать анатомию на трупах тоже запрещалось, так что ее приходилось учить по Галену или по Альбукасису. «Руководство» не просто повторяло и обобщало уже известное, в нем содержится много нового, того, что открыл или установил сам автор. Так, например, Альбукасис первым в истории описал гемофилию — болезненную склонность к кровотечениям, вызванную нарушением свертываемости крови и передающуюся от здоровых матерей к детям мужского пола. А еще, подобно многим великим хирургам, Альбукасис создавал новые хирургические инструменты. В частности, он изобрел особые зонды для исследования мочеиспускательного канала, инструмент для осмотра уха, крючок для извлечения инородных тел из глотки и пищевода. Считается, что именно Альбукасис открыл, что кетгут — хирургическая нить, изготавливаемая из кишок мелкого рогатого скота, растворяется в организме. Кетгут был известен еще древним грекам и римлянам, в частности, о нем упоминал Гален как о материале, пригодном для полостных операций, но не было известно о том, что кетгут растворяется.

Сохранился рассказ о том, как было сделано это открытие. Альбукасис любил играть на уде, струнном щипковом инструменте, похожем на средневековую лютню или современную гитару. На уде были редкие струны, сделанные из кетгута, которые издавали особо чистые звуки. Однажды обезьяна, которую Альбукасис держал для забавы, украла уд, сорвала с него струны и проглотила их. Разгневанный Альбукасис, которому эти струны были очень дороги, убил несчастное животное и вспорол ему живот, чтобы извлечь струны. По другой версии, в которую хочется верить, он не убил обезьяну, а сделал ей хирургическую операцию, которую она благополучно перенесла. Но дело не в способе извлечения струн, а в том, что сделано это было не сразу же после проглатывания их, а спустя некоторое время. Вместо целых струн Альбукасис нашел лишь единичные их фрагменты и на основании этого сделал вывод о том, что кетгут растворяется в организме. Так оно и есть, но правильный вывод был сделан исходя из неверных предпосылок, ведь струны находились в пищеварительном тракте обезьяны, где на них действовали агрессивные пищеварительные ферменты, а не в брюшной полости. Но и в полостях организма, вне пищеварительного тракта, кетгут тоже растворяется спустя некоторое время после операции, потому что там тоже есть ферменты, подобные пищеварительным, только не настолько агрессивные.

Арабские медики, в том числе и Альбукасис, внесли большой вклад в фармацевтику, разработав новые способы приготовления лекарств и существенно дополнив те, что были известны ранее. В частности, в «Руководстве» Альбукасиса подробно описываются сублимация (очистка вещества переводом его из твердого состояния сразу в газообразное, минуя жидкое) и декантация (отделение твердой фазы смеси от жидкой посредством сливания раствора с осадка). Декантация, к слову будь сказано, широко используется виноделами и сомелье.

Вторым арабским ученым, внесшим крупный вклад в развитие медицины, стал Абу Али аль-Хасан ибн аль-Хасан ибн аль-Хайсам аль-Басри, известный в западном мире под сильно сокращенным именем Альхазен. Альхазен, живший в Басре и Каире в конце Х — начале XI века, не был врачом, он занимался математикой, астрономией и физикой, преимущественно оптикой и механикой. Тяга к ученым занятиям была настолько высока, что ради них Альхазен отказался от должности визиря, которую он в течение некоторого времени занимал в родной Басре. Впоследствии его пригласил в Каир египетский халиф, мечтавший построить нечто вроде современных Асуанских плотин [43] Асуанский гидроузел, часто называемый Асуанской плотиной состоит из двух дамб, преграждающих Нил близ города Асуана, — верхней и нижней. , защищающих Египет от ежегодных летних наводнений. Халиф узнал, что Альхазен разрабатывал подобные проекты. Так оно и было, вот только мысль ученого сильно опережала возможности того времени — возведение плотины оказалось не по силам строителям Х века. Ученый попал в опалу, которая сопровождалась конфискацией имущества. От грозившей ему казни Альхазен спасся при помощи уловки — он симулировал сумасшествие до смерти халифа, пригласившего его в Каир. Следующий халиф вернул ученому доброе имя и то, что было конфисковано.

Альхазена заслуженно именуют «отцом оптики», потому что именно он разработал основы этого направления физической науки. Попутно Альхазен изучал устройство и физиологию глаза. Его семитомный трактат «Книга оптики» в латинском переводе XII века получил более подобающее название — «Сокровище оптики». Для того времени это знание и впрямь было сокровищем.

Продолжив дело, начатое Галеном, Альхазен предположил, что лучи света влияют на глаз, создавая те картины, которые мы видим. Это предположение шло вразрез с распространенным заблуждением о том, что глаз сам испускает лучи, которые ощупывают предметы. О лучах, исходящих из глаза, говорили такие авторитетные ученые древности, как Платон и Евклид. Обратной точки зрения (такой же, что и Альхазен) придерживались Пифагор и некоторые другие ученые Древнего мира, но их возражения широкого распространения не получили. Только Альхазен заставил ученый мир посмотреть на работу глаза с другой точки зрения. А заодно этот великий ученый заложил фундамент оптики. Альхазена с полным на то правом можно называть не только Отцом оптики, но и Отцом офтальмологии, потому что развитие учения о глазных болезнях в европейской медицине опиралось на его труды.