Андрей Сазонов - Не жилец!

Ядром оба исследователя заинтересовались не случайно. Ядро — это главный орган клетки, содержащий наследственную информацию в виде хромосом. Шлейден и Шванн ничего не знали о хромосомах, но они видели под микроскопом, что деление клетки начинается с ядра, и делали выводы.

Результатом исследований Шванна стали несколько статей, впоследствии объединенные в труд под названием «Микроскопические исследования о соответствии в структуре и росте животных и растений», который был опубликован в тысяча восемьсот тридцать девятом году. В предисловии Шванн изложил суть своего исследования: «Всем отдельным элементарным частицам всех организмов присущ один и тот же принцип развития, подобно тому, как все кристаллы, несмотря на различие в их формах, образуются по одним и тем же законам».

Но ценность исследования Шванна не только в этом. Он первым в истории разработал классификацию живых тканей, основанную на таком признаке, как особенности строения клеток, эту ткань составляющих. То, что классификация Шванна была принципиально неверной, не умаляет ее значения. Шванн показал ученым единственно верный ориентир, точку, от которой нужно отталкиваться для того, чтобы совершить переворот в естествознании, — клетку. На этом, собственно, все и заканчивалось. Начало было положено, и юная клеточная теория ждала «интеллектуальных спонсоров», которым предстояло внести вклад в ее развитие и дать ей то положение в научном сообществе, которого она заслуживала.

Вирхов был убежден в том, что все болезни начинаются с клетки, и усердно искал этому подтверждение. У него был очень сильный противник, а если точнее, то оппонент — чех Карл Рокитанский, профессор кафедры патологической анатомии Венского университета, которую он сам же и организовал. Профессор Рокитанский считался в Европе лучшим специалистом в своей области. Он был из тех, кто совмещает научную работу с практикой, помимо работы на кафедре заведовал прозектурой в одной из венских больниц и часто выступал в роли судебного эксперта. Авторитет Рокитанского в медицине середины XIX века можно сравнить с авторитетом Уинстона Черчилля в политике.

Рокитанский считал, что все болезни вызываются нарушением состава жидкостей организма, то есть жизненных соков, а клеточные изменения являются вторичными. Сначала из-за дисбаланса соков возникает болезнь, а уже после вследствие этой болезни нарушается жизнедеятельность клеток. Свои взгляды Рокитанский изложил в фундаментальном труде «Руководство по патологической анатомии», в котором впервые в истории сравнивал и анализировал результаты микроскопических исследований.

Надо отметить, что у ученых первой половины XIX века, этих первопроходцев микроскопии, были только микроскопы, причем далеко не самые совершенные. Красители придумывались «на ходу», в процессе работы, срезы для исследования делались не специальными микротомами, а при помощи обычной бритвы, результаты приходилось долго и тщательно зарисовывать, потому что не было аппаратуры для их фотографирования… И в таких сложных, можно сказать — первобытных, условиях создавались великие теории!

В гуморальной концепции Рокитанского было всего одно рациональное зернышко — представление о взаимосвязи болезней и клеток, но голова и хвост в этом представлении были перепутаны местами. В остальном же Рокитанский недалеко ушел от Платона, определявшего болезнь как «расстройство элементов, создающих гармонию здорового организма». Однако же у Платона были только слова, предположения, а Рокитанский подкреплял свою концепцию множеством микроскопических свидетельств, делавших ее весьма и весьма убедительной.

Закулисных интриг, подобных тем, которые отравляли жизнь Джозефу Листеру, в этой истории, к счастью, не было. Да и ожесточенных перепалок с обвинениями в мыслимых и немыслимых грехах тоже. Просто Рокитанский придерживался своей точки зрения, а Вирхов — своей, согласно которой болезни начинались с клеточных изменений. Свои взгляды Вирхов излагал в основанном им журнале «Архив патологической анатомии, физиологии и клинической медицины», который продолжает издаваться и по сей день под названием «Вирховского архива».

В 1858 году (вот он, рубеж, отделяющий довирховский период от послевирховского) был опубликован двухтомный труд Вирхова под названием «Клеточная патология как учение, основанное на физиологической и патологической гистологии». В переводе на обычный язык название выглядит так: «Болезненные изменения в клетках, выявленные сравнением клеток здоровых и больных органов». В дополнение к этой работе Вирхов издал сборник своих лекций, посвященных клеточной патологии. В предисловии к лекциям Вирхов отметил, что главной его целью было «довести до всеобщего сознания единство жизни во всем органическом мире и в то же время противопоставить тончайшую механику и химию клетки столь же одностороннему пониманию вульгарного механического и химического направления». Также он написал, что противопоставляет теорию клеточного строения всего живого «односторонним гуморальным и неврологическим представлениям, возникшим еще в древних мифах и перешедшим в новейшее время». Заявление это выглядело как приглашение к дискуссиям, а если точнее — как вызов сторонникам устаревших представлений и в первую очередь — Карлу Рокитанскому.

Рокитанский поступил так, как положено поступать настоящему ученому. Спустя некоторое время, понадобившееся на изучение и осмысление «Клеточной патологии», он признал правоту взглядов Вирхова и отказался от гуморальной концепции, как от ненаучной. Надо сказать, что авторитет его от этого нисколько не пострадал. Умение с достоинством признавать свои ошибки высоко ценится в научном мире.

Когда известного бактериолога Алмрота Райта, того самого, который послужил Бернарду Шоу прототипом для Колнесо Риджена в пьесе «Дилемма доктора», спросили, в чем состоит главная заслуга Роберта Вирхова, Райт ответил: «Он ввел в практику морфологический метод». Можно сказать и так, ведь суть морфологического метода заключается в непосредственном изучении предметов, а все учение Вирхова о клеточной патологии основано именно на наблюдении за клетками с последующим осмыслением результатов. Если сказать проще, то суть морфологического метода заключается в требовании говорить только о том, что видел. Вот как только врачи начали говорить о том, что видели, и перестали строить предположения на пустом месте, темпы развития медицины невероятно ускорились. Послевирховский период начался всего сто шестьдесят лет назад. А сколько всего было сделано за это время…