Михаил Гремяцкий - Смерть и оживление

Берут, например, насиженное куриное яйцо. В нем живет зародыш курицы. Яйцо это вскрывают, и из зародыша вырезают маленький кусочек. Взять его можно из разных частей: из сердца, из печени, из мозга и так далее. Этот маленький кусочек, величиною с булавочную головку, сажают в питательную жидкость. При хорошем уходе он начинает там медленно расти.

Питательную жидкость для таких кусочков приготовляют чаще всего из крови. Для питания вырезанного кусочка берут каплю такой жидкости и помещают ее в углублении между двумя особыми стеклышками. Главное, что при этом надо соблюдать,—полнейшая чистота. Мельчайшая пылинка, попавшая на этот кусочек или в питательную жидкость, погубит все дело. При таких опытах ученые соблюдают совершенную чистоту, все равно как при тяжелых опасных операциях.

Положенный в каплю питательной жидкости кусочек живого тела начинает всасывать ее, питаться и расти. Если его так оставить, то он скоро погибнет. Почему? Да просто потому, что он загрязнит понемногу ту жидкость, в которой он живет. Ведь он, живя, выделяет из себя некоторые вещества, особые отбросы своего маленького жизненного хозяйства. Пока он жил в теле животного, все эти отбросы просачивались в кровь, а из нее входили в почки и выделялись вон вместе с мочой. Теперь эти вредные для жизни вещества скопляются вокруг него и постепенно его отравляют. Чтобы этого не случилось, приходится часто сменять питательную жидкость, переносить наш живой кусочек из старой капли в новую, свежую. Это делают обыкновенно через день. И вот оказывается, что с такими предосторожностями можно надолго сохранить кусочек в живом состоянии. Но тут и заметили разницу между отдельными частями тела. В то время как кусочки мозга или нервов могут жить всего какую-нибудь неделю или две, кусочки, взятые из других частей, живут месяцами, а то и годами. У одного американского ученого живут кусочки, вырезанные из куриного зародыша двенадцать лет тому назад! За это время он две тысячи раз сменял питательную жидкость.

На рис. 11 а, б показаны такие живущие и растущие вне тела живые кусочки. Всматриваясь в рисунок, мы видим, как от срединного кусочка идут во все стороны отростки. Иногда эти веточки растут так скоро, что за двое суток становятся вдвое больше, чем были раньше.

Но не один рост свидетельствует нам о жизни этих кусочков. Иногда удается видеть гораздо более яркие проявления жизни. Случалось, например, брать маленький кусочек из сердца куриного зародыша. Сердце в насиженном яйце начинает биться очень рано—с первых дней насиживания. Вот от этого бьющегося зачатка сердца вырезают тонкий ломтик и помещают в питательную жидкость. Если пересадка удалась, то и кусочек будет все время сокращаться. Он продолжает ту работу, которую начал, когда еще был куском сердца.

Ученый, сделавший такой опыт в первый раз, наблюдал сокращения кусочка сердца в течение 104 дней. Все это время кусочек сокращался от пятидесяти до ста двадцати раз в минуту. Значит, он двигался так же часто, как бьется и цельное сердце. Можно ли было, видя эту живую деятельность изо дня в день, из месяца в месяц, сомневаться в изумительной способности к жизни, свойственной маленьким частям животного тела!

Иногда кажется, что жизнь таких отделенных живых частичек может продолжаться без конца. В самом деле, что может остановить эту жизнь кроме неудачи самого опыта или неловкости того, кто этот опыт делает?

Человека считают мертвым с той минуты, как у него перестает биться сердце. Мы уже знаем, что на самом деле полная и окончательная смерть всего тела наступает много позже. Отдельные его части бывают способны к жизни даже через несколько дней после остановки сердца. Но, пожалуй, было бы странно спросить про самое сердце: а не способно ли оно тоже жить отдельно от тела? Ведь его остановка как-раз и вызвала смерть. Но нашлись ученые, которые не только об этом спросили, но и отыскали верный ответ на этот вопрос. Посмотрим теперь, как они дошли до него и что узнали.

У некоторых животных сердце изумляет нас своей живучестью . Взять хотя бы лягушку или черепаху (рис. 12). Их можно разрезать, вынуть сердце вон, а оно все еще будет биться. Если его положить в слегка посоленую воду, то оно будет биться там долгое время. А если позаботиться о его питании, как это делали с отрезанными пальцами, тогда жизнь его можно продлить на несколько дней.

Однако, такими свойствами обладают сердца не всех животных, а только „холоднокровных“. У этих животных тело не бывает постоянно теплым, как у человека, собаки или птицы. Оно бывает у них то теплым, то холодным, смотря потому, где находится животное. Если кругом лягушки или черепахи тепло, то и тело у ней теплое; а станет вокруг холодно—и тело лягушки охладится. Совсем другое дело—„теплокровные животные“, как человек, звери и птицы. У них тело нагрето всегда до одной степени (до одной „постоянной температуры“). У человека, например, и зимой, и летом, и на морозе, и в жаркой бане, всегда в теле держится приблизительно тридцать семь градусов тепла (О том, как это происходит, рассказано в моей книжке—„Как наше тело борется с жаром и холодом“). То же самое у птиц и зверей. Вот у всех этих животных сердце, вырезанное из тела, уже не может само биться. Оно сразу останавливается, кровь в нем сгущается, запекается, а потом оно коченеет, как коченеют всякие мышцы. (Ведь и сердце есть мышца, только пустая внутри, заполненная при жизни кровью.)

Заставить работать вырезанное сердце теплокровного животного казалось неразрешимой задачей. Однако упорный труд ученых победил все препятствия. Среди этих ученых одно из первых мест принадлежит русскому профессору Кулябко.

Сначала Кулябко делал так. Он взял молодого здорового кролика и убил его, вскрыв жилы. Из жил постепенно вытекла кровь, и кролик умер. Тогда Кулябко вскрыл ему грудную клетку, обнажил сердце и пропустил в него воду, в которой была разведена соль. Таким способом ему удалось начисто промыть сердце и удалить из него всю кровь. После этого он стал пропускать через сердце питательную жидкость с кислородом вроде той, что употреблял Кравков для отрезанных пальцев. Ему понадобилось с полчаса пропускать эту жидкость, чтобы сердце начало, наконец, биться.