Ричард Престон - Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола

Всю неделю Моне усердно работал в насосной, а в выходные и праздничные дни посещал лесные массивы возле сахарного завода. Он мог принести с собой корм, рассыпать его вокруг и наблюдать, как птицы и звери едят. Наблюдая за каким-нибудь животным, он мог сидеть совершенно неподвижно. Люди, знавшие его, вспоминали, что он был ласков с дикими обезьянами, что у него был особый подход к ним. Они говорили, что он мог сидеть, держа кусок пищи, а обезьяны подходили и ели из его рук.

По вечерам он уединялся в своем бунгало. У него была экономка, женщина по имени Джонни, которая убирала и готовила ему еду. Он учился распознавать африканских птиц. На дереве неподалеку от его дома жила колония ткачиков, и он проводил время, наблюдая, как они строят гнезда, похожие на мешки, и ухаживают за ними. Говорят, что однажды под Рождество он принес домой больную птицу и она умерла, возможно, у него на руках. Птица могла быть ткачиком – этого никто не знает, – и она могла умереть от вируса 4-го уровня (вирус пронумерован в соответствии с нумерацией уровней защиты лабораторий для работы с биологическими объектами. 4 уровень лабораторий предназначен для работы с самыми опасными и заразными возбудителями – прим. науч. ред.) – и этого тоже никто не знает. А еще он дружил с вороном. Это был пестрый ворон, черно-белая птица, которую в Африке иногда держат как домашнее животное. Ворон был дружелюбным и умным, он любил прилетать на крышу бунгало Моне и наблюдать, как тот приходит и уходит. Когда ворон был голоден, он спускался на веранду и заходил в дом, где Моне кормил его объедками со своего стола.

Каждое утро он шел на работу через тростниковые поля – две мили пути. В тот рождественский сезон рабочие жгли поля, и потому те были обуглены и черны. На севере, за обугленным ландшафтом, в 25 милях виднелась гора Элгон. Гора являла собой постоянно меняющийся лик погоды и тени, дождя и солнца, представление африканского света. На рассвете гора Элгон представала в виде осыпающейся груды серых хребтов, уходящих в дымку и завершающихся вершиной с двумя пиками – противостоящими друг другу губами разрушенного временем конуса. Когда всходило солнце, гора становилась серебристо-зеленой, цвета дождевого леса, росшего на склонах, а с наступлением дня появлялись облака, скрывая гору из виду. Ближе к вечеру, ближе к закату, тучи сгустились и превратились в наковальню грозовых туч, мерцающих беззвучными молниями. Нижняя часть облака была цвета древесного угля, а верхняя его часть выделялась на фоне неба и, подсвеченная заходящим солнцем, светилась тусклым оранжевым светом, а над облаком небо было темно-синим и в нем мерцало несколько тропических звезд.

У него было несколько знакомых женщин, живших в городе Элдорет, к юго-востоку от горы, где люди бедны и живут в лачугах, сделанных из досок и металла. Он давал своим подругам деньги, а они с радостью любили его в ответ. Когда наступили рождественские каникулы, он решил отправиться в поход на гору Элгон и пригласил одну из женщин из Элдорета составить ему компанию. Имя ее, похоже, никто не запомнил.

Моне и его подруга ехали в Land Rover по длинной, покрытой красной грязью прямой дороге, ведущей к Эндебесс-Блафф, высокому утесу на восточной стороне вулкана. Дорога была покрыта вулканической пылью, красной, как засохшая кровь. Они поднялись на нижние склоны вулкана и пошли через кукурузные поля и кофейные плантации, которые уступали место пастбищам, а дорога проходила мимо старых, полуразрушенных английских колониальных ферм, спрятанных за рядами голубоватых деревьев. По мере того как они поднимались все выше, воздух становился прохладнее и с кедров слетали хохлатые орлы. Гору Элгон посещают немногие туристы, и поэтому машина Моне и его спутницы была, вероятно, единственным на дороге транспортным средством, хотя там могли быть толпы людей, идущих пешком – деревенских жителей, работающих на небольших фермах на нижних склонах горы. Они приблизились к потрепанному внешнему краю национального парка Маунт-Элгон, минуя камни и скопления деревьев, и пошли мимо Маунт-Элгон-Лодж, английской гостиницы, построенной в начале века, а ныне пришедшей в упадок и стоящей с потрескавшимися стенами и облупившейся от солнца и дождя краской.

Гора Элгон стоит на границе между Угандой и Кенией, неподалеку от Судана. Эта гора – биологический островок дождевых лесов в центре Африки, изолированный мир, возвышающийся над сухими равнинами, имеющий 50 миль в поперечнике, покрытый деревьями, бамбуком и альпийскими болотами. Это шишка на хребте Центральной Африки. Вулкан появился 7–10 млн лет назад. Тогда он яростно извергался, выбрасывая пепел, который неоднократно уничтожал леса, росшие на его склонах, пока вулкан не достиг огромной высоты. До того как гора Элгон была разрушена выветриванием, она, возможно, была самой высокой горой в Африке, выше, чем Килиманджаро сегодня. Она остается самой широкой. Поднимающееся солнце отбрасывает тень горы Элгон на запад, глубоко в Уганду, а когда солнце садится, тень простирается на восток через Кению. В тени горы Элгон лежат деревни и города, населенные различными племенными группами, включая масаев Элгона, народа пастухов, который пришел с севера и поселился вокруг горы несколько веков назад и который разводит скот. Ласковые дожди омывают нижние склоны горы, и воздух остается прохладным и свежим круглый год, а вулканическая почва дает богатые урожаи кукурузы. Деревни образуют вокруг вулкана кольцо поселений, которое неуклонно смыкается вокруг леса на склонах, затягивается петлей, опутывающей дикую среду обитания горы. Лес расчищают, деревья вырубают на дрова или чтобы освободить место для пастбищ, а слоны исчезают.

Небольшая часть горы Элгон – национальный парк. Моне и его подруга остановились у ворот парка, чтобы заплатить за вход. Мартышка, или, может быть, бабуин – никто не смог вспомнить – обычно слонялась у ворот, ища подачки, и Моне заманил зверя себе на плечо, предложив ему банан. Его подруга рассмеялась, но они спокойно стояли, пока животное ело. Они проехали немного вверх по склону горы и разбили палатку на поляне из влажной зеленой травы, спускавшейся к ручью. Из дождевого леса, журча, бежал ручей, и его вода была странного цвета, молочного от вулканической пыли. Трава была коротко подстрижена пасущимися капскими буйволами и усыпана их навозом.

Элгонский лес возвышался вокруг их лагеря – паутина изогнутых африканских олив, увитых мхом и лианами, усеянных черными плодами, ядовитыми для человека. Они слышали возню кормящихся на деревьях обезьян, жужжание насекомых, время от времени раздавался негромкий ухающий крик обезьяны. Это были колобусы, и иногда один из них спускался с дерева и пробегал через лужайку возле палатки, наблюдая за людьми внимательными, умными глазами. Стаи оливковых голубей срывались с деревьев и стремительно, с ужасающей скоростью летели к земле. Такова их стратегия спасения от луневых ястребов, которые пикируют на них и в полете разрывают на части. Здесь росли камфорные деревья, тиковые деревья, африканские кедры и африканские сливы, а кое-где над лесным пологом поднимались темно-зеленые облака листьев. Это были кроны деревьев подокарпуса, или подо, самых больших деревьев в Африке, почти не уступающих размерами калифорнийским секвойям. Тысячи слонов жили тогда на горе, и было слышно, как они двигались по лесу, издавая трескучие звуки, когда они сдирали кору и ломали ветви с деревьев.