Михаил Супотницкий - Микроорганизмы, токсины и эпидемии

Касаясь этиологии известных нам с древних времен быстроразвивающихся и смертельных инфекций, лауреат Нобелевской премии Дж. Ледерберг (1997) заметил, что мы привыкли к их стереотипизации. В действительности, мы знаем очень немногие детали о генетических особенностях вызвавших их возбудителей. По мнению Ледерберга, еще не выяснены причины болезни, возникшей в XIV столетии и названной «черной смертью». Действительно ли ее возбудителем была Yersinia pestis? Хотя клиническое течение не вызывает сомнений, но мы ничего не можем сказать, была ли она вызвана генотипами, идентичными современным штаммам Yersinia. Заметим, что мы ничего не знаем и о генотипах людей, в популяциях которых эти эпидемии приобретали такой размах, не знаем мы и о других «кофакторах» таких эпидемий. Ведь за последние пять столетий не было ни одной эпидемии чумы, которая по масштабу, размаху, клинике и чудовищной смертности заболевших, была бы сопоставима с чумой 1346–1351 гг.

Самые страшные инфекционные болезни оказались способными исчезать на столетия, а потом неожиданно, как кара Божья, обрушиваться на потомков тех, кто их пережил ранее.

Гиппократ (IV в. до н. э.) ничего не пишет об оспе, хотя из истории древней культуры Востока мы узнаем, что вариоляция там была известна еще в XII в. до н. э. Зная особенности эпидемического распространения этой болезни, трудно представить, чтобы возникнув в какой-то стране средиземноморского бассейна, она не проникла бы затем и в Грецию. Можно предположить, что оспа была известна на Европейском континенте в те же годы, когда на Востоке практиковалась вариоляция, но потом о ней забыли и в средние века она возвращается уже как «новая болезнь».

В IX веке практически повсеместно исчезла свирепствовавшая с античных времен чума. Ее появление в 1346 г. сначала в Приазовье, а затем в европейских странах также было для современников неожиданностью. И хотя в XVIII веке она снова «исчезла» из стран Западной Европы, однако предыдущие четыре столетия чума была «значительным лицом европейской истории» [Демомо Ж., 1994].

В первой половине XIX века имели место несколько сильных и обширных эпидемий гриппа, но после 1850 г. эта болезнь не возникала на большей части территории земного шара почти 40 лет (до 1886 г.). В 1918 г. так называемый вирус «испанки» унес жизни миллионов людей [Эндрюс К., 1969]. Но даже он не был для человечества новым. Эпидемия дала исключительно высокую смертность только среди молодых людей и почти не затронула пожилое население планеты. Это означает, что штамм вируса, вызвавший пандемию 1918 г., не представлял опасности для иммунной системы людей старшего возраста. С тех пор вирус гриппа А очень прочно закрепил свои позиции в человеческой цивилизации.

С первой половины XIX века стала уменьшаться заболеваемость натуральной оспой, что приписывают исключительно иммунизации. Но беспрецедентные по своим масштабам и последствиям эпидемии «черной оспы» в XVII–XVIII столетиях возникали при наличии значительных иммунных прослоек среди населения Европы. Следовательно, причиной «исчезновения» пандемической инфекционной болезни не обязательно является формирование популяционного иммунитета у населения. Образованием иммунных популяций можно объяснить лишь затихание пандемического процесса на непродолжительный период времени, но его прекращение на десятки, а то и сотни лет и последующее возвращение нуждаются уже в другом объяснении. Поэтому, говоря о возбудителях чумы Фукидида, английской потницы и язвы Антонина в прошедшем времени, мы не можем все же утверждать с полной уверенностью, что они исчезли окончательно, а не сохранились в каком-то недоступном для человека природном резервуаре.

Пандемии и эпидемии.Для возникновения пандемии недостаточно проникновения в человеческую популяцию нового высоковирулентного и контагиозного возбудителя. Возбудители лихорадок Ласса, Марбург, Эбола контагиозны и неоднократно вызывали вспышки крайне тяжелых болезней, но не пандемии. ВИЧ никак нельзя отнести к высоковирулентным и контагиозным вирусам по распространенным сегодня критериям их оценки, однако в его способности к пандемическому распространению уже никто не сомневается.

Смену пандемических болезней не объясняет и теория саморегуляции паразитарных систем, выдвинутая В. Д. Беляковым с соавт. (1987), рассматривающая «любой пандемический процесс как саморегуляцию в системе генетически и фенотипически гетерогенных популяций паразита и хозяина». Этой теории больше бы соответствовала ситуация, когда в течение нескольких столетий с промежутками от 1 до 20 лет (но не больше жизни одного поколения людей), в человеческом обществе возникает один и тот же пандемический процесс. Она может в некоторых частных случаях объяснить эпизоотии и отдельные вспышки антропонозных болезней, смену серотипов их возбудителей, но на ее основе нельзя понять, почему высоковирулентные возбудители пандемий чумы, оспы, гриппа сначала сменяют друг друга, а потом неожиданно «уступают дорогу» вроде бы маловирулентному ВИЧ.

Пандемия — это не просто большая эпидемия. Это явление качественно иного порядка. На уровне субъективного восприятия каждая новая пандемия выглядит так, как будто она учитывает неудачи предыдущей и хотя бы на шаг опережает возможности науки данного исторического периода. Опустошившие Европу и Азию в Средние века чума и оспа не могли быть остановлены средствами, которыми располагала медицина того времени. Вот с каким отчаянием пишет очевидец чумы 1346–1351 гг.: «Ничего не могли с ней поделать догадливость и предусмотрительность человеческая, очистившая город от скопившихся нечистот руками людей, для этой цели употребленных, воспрещавшая въезд больным, распространившая советы медиков, как уберечься от заразы; ничего не могли с ней поделать и частые усердные моления богобоязненных жителей, принимавших участие как в процессиях, так равно и в других видах молебствований …» [Бокаччо Дж., 1351]. Люди при возникновении таких пандемий делали все возможное, но смерть преследовала их повсюду (рис. 62).

Рис. 62. Бегство лондонцев из города при первых вспышках чумы 1665 г. Эпидемия чумы в Лондоне началась на фоне экономического процветания страны и роста материального благополучия ее населения. Население города какое-то время даже не могло поверить, что к ним вернулась чума. Власти столицы сделали все возможное, чтобы остановить эпидемию, однако они оказались перед ней бессильны. Эпидемия, собрав свою смертельную жатву, завершилась сама (рисунок из книги Д. Дефо, 1732)