Л Цветкова - Мозг и интеллект: Нарушение и восстановление интеллектуальной деятельности

Ничего подобного мы не обнаружили у больных с афазией, особенно это касается группы больных с сенсорными афазиями, которые используют в процессе актуализации образов практически лишь крупные категории, не требующие тонкой дифференцировки, детализированности и конкретности. В их рисунках отсутствуют и родовидовые (см. рис. 20) группы. Для больных с моторными афазиями, наоборот, характерна детализация в рисунках, наличие как бы изолированных, отдельных и весьма детализованных картинок. Однако эти детализованные картинки, входя в более крупные темы, отражают в рисунках при эфферентной моторной афазии ситуативные связи, при афферентной моторной афазии — категориальные.

В серии с направленной извне стратегией поиска и актуализации предметных образов-представлений у больных обнаруживается общее снижение количества актуализированных образов по сравнению с нормой, но большее снижение и здесь заметно при сенсорных формах афазии. Наибольшее количество дискретных (как бы случайных) и не включенных в контекст рисунков приходится на группу сенсорных больных. Изменяется и соотношение между группами по количеству образных ассоциативных рядов, использованных при выполнении задания. По этому показателю все четыре группы неразличимы между собой, однако сами темы становятся у больных всех трех групп менее наполненными, чем у здоровых испытуемых. Здоровые испытуемые используют в работе как крупные, общие темы рисования (природа, одежда, транспорт), так и более мелкие, раскрывающие содержание обобщенных групп, уточняющие их. Эксперимент показал, что здоровые испытуемые хорошо мысленно удерживали целостную «образную картинку», контекст, зарисовывая ее по частям. Больные с моторными формами афазии в малой степени используют большие темы, а также образный контекст; и родо-видовых групп, уточняющих отдельные категории, у них значительно меньше, чем конкретных видовых. Больные со смешанными формами афазии, в отличие от моторных больных, еще в меньшей степени опираются на образные мысленные картинки и, как правило, следуют лишь темам, «подсказанным» им карточками с изображениями предметов. Больные с сенсорными формами афазии используют лишь крупные категории, не требующие тонкой отдифференцированности, деталированности и конкретности. Отсутствуют в их рисунках и родо-видовые группы.

Анализ результатов 2-й подсерии I серии показал, что, с одной стороны, выкладываемая перед испытуемым карточка с изображением предмета и сама инструкция в определенной мере ужесточают рамки выполнения задания, вводят элемент обязательности, подчинения предъявляемому экспериментальному материалу. С другой стороны, те же предварительно показываемые и находящиеся в поле зрения испытуемых изображения предметов могут и облегчить задание, заранее подсказывая направление поиска предметных образов-представлений, задавая некоторый набор образных семантических полей и тем самым систематизируя работу.

Что же происходит на самом деле? Влияние какой стороны задания оказывается превалирующим?

Здоровые испытуемые в большинстве случаев в полной мере используют подсказку, максимально «вырабатывая» семантическое поле, в которое входит предмет на карточке. В случае же истощения такою поля легко переходят к каким-либо другим, успешно заполняя оставшиеся на листе клерки.

Больные с афазией всех трех групп по большинству показателей ухудшили свои результаты по сравнению с результатами здоровых испытуемых. Очевидно, дело тут заключается в недостаточной широте и богатстве их «образного мира», в сужении объема образов-представлений и, как следствие, в более быстром истощении запаса образов-представлений о предмете (так как, напомним, испытуемые могли заполнять клетки не только рисунками предметов из нужного семантического поля, а и любыми другими), в резком снижении процессуально-динамических характеристик образной предметной сферы (количество и время латентных периодов) относительно результатов здоровых испытуемых. К этому можно добавить и характерные статичность, бледность, эмоциональную невыразительность предметных рисунков и общую образно-семантическую узость у больных всех групп.

Необходимо отметить, что, как и в первом опыте, наихудшие среди всех групп результаты снова показывают больные с сенсорными формами афазии. Такой вывод подтверждается целым рядом как количественных, так и качественных (характер ошибок, речевых реакций, мотивировка отказов, общее крайне негативное отношение к эксперименту) показателей. Наступающее в процессе работы истощение образно-предметной сферы у данных больных проявляется также и в увеличивающемся количестве срисовываемых (из окружающей обстановки) предметов, чего не наблюдалось в более кратковременном первом опыте.

Таким образом, в целом сравнительный анализ предметно-образных ассоциаций, их качества, количества и динамики у здоровых испытуемых и больных с афазией показал прежде всего то, что афазия негативно влияет на сферу образов-представлений — при всех формах афазии образная сфера нарушена, но психологические и психофизиологические механизмы нарушения разные. Кроме того, патологические изменения содержания и динамики образов, взаимовлияния образов и речи, при разных формах афазии не одинаковы.

Анализ показал, что по всем показателям наиболее грубые нарушения образов-представлений обнаруживаются при акустико-мнестической афазии.

Количественный и качественный анализ работы испытуемых в опыте по воссозданию и актуализации образов-представлений о предмете по его звуковой характеристике показал, что результаты у больных всех групп по всем выделенным параметрам и здесь ниже, чем у здоровых испытуемых. Наиболее низкие результаты отмечаются у больных с сенсорными формами афазии. Подробнее остановимся на выделенных в этом опыте типах ошибок в рисунках больных данной группы. Сделать это тем более важно, что они во многом совпадают с характерными их ошибками в I серии (рис. 21).

Пехота — Грудной ребенок

Паровоз

Птица

Рис. 21. Рисунки больных с сенсорной афазией по звуковому сигналу.

В первом случае больные, утвердительно кивнув в знак того, что они поняли, какой предмет им был предъявлен на слух, едва начав рисунок, бросали его, т. е. практически вообще не помнили, как выглядит предмет. Во втором случае больные актуализируют и реализуют в рисунке лишь самые общие признаки, присущие всему классу предметов, однако наиболее характерные родо-видовые признаки редуцировались. Кроме того, могли уравниваться между собой признаки объектов не одного класса, а тех, у которых есть общие функциональные признаки (например, «птицы» и «самолет» — летают, и поэтому рисунки их были практически идентичными). Помимо этого можно было видеть в целом верно переданные в рисунке образы предметов, однако без некоторых существенных деталей (например, часы без стрелок). Ошибками мы считали и представляющие особый интерес случаи, когда больные (причем только с сенсорными формами афазии) в ответ на звуковой сигнал рисуют не тот именно объект, которому он непосредственно принадлежит, а ассоциативно связанный с ним другой предмет, назовем его «контекстный образ». Например, в ответ на предметный звук «шум проезжающей машины» больной нарисовал светофор, в ответ на «пение лесных птиц» — пейзаж с рекой, деревом, но без леса и птиц. Возможно, что на уровне образов-представлений о предмете у больных нарушается селективность из-за дефектов вычленения существенных признаков ситуации, создаваемой звуком, что проявляется в парагнозиях образов-представлений, которые на уровне рисунка проявляются, в свою очередь, в предметных парагнозиях, а на уровне слова — в вербальных парафазиях. Однако этот же материал может свидетельствовать о сохранности у этой группы больных контекста образов, смыслового поля, с другой стороны, этот материал еще раз подтвердил наши выводы, сделанные выше (см. гл. IV), о том, что образ не только зрительной модальности, как мы писали выше, но и звуковой не является изолированным, а находится в контексте. Однако контекст у этой группы больных тяготеет более к ситуативным (функциональным) связям, чем к категориальным.