Карин Мёллинг - Вирусы: Скорее друзья, чем враги

Много лет назад мама прислала мне письмо, которое я храню до сих пор. В него была вложена вырезка из газеты, речь в ней шла о неожиданных смертях среди довольно молодых ученых в Париже, которые работали с онкогенным вирусом. Я работала в Институте молекулярной генетики Общества Макса Планка (Берлин), где занималась изучением онкогенов вирусов (их было довольно много, в частности Myc, Myb, Mil/Raf, Src, Ets и еще Erb-B2). В одном парижском институте умерло несколько ученых. «С тобой может произойти подобное?» – спрашивала меня мама, и совершенно небезосновательно. Специальный парижский комитет пришел к выводу, что все опухоли были разного вида, поэтому вряд ли существовал общий фактор. Не было доказано наличие причинно-следственной связи этих смертей с исследованиями животного онкогенного вируса SV40, поскольку опухоли были разными. Раковый антиген (T-антиген SV40) не рассматривался в качестве причины развития рака. Может быть, напрасно? Это произошло 40 лет назад. Роль кофакторов многообразна. У одного это может быть курение, у другого – работа с радиоактивными или ядовитыми веществами, в частности с бромидом этидия, который обычно используется в лабораториях, у третьего – генетические мутации генома – в комбинации с Т-антигеном кофакторы могут обусловить развитие различных видов опухолей. Мне известно несколько случаев, когда, как я подозреваю, в развитии рака, приведшего к преждевременной смерти моих коллег, важную роль сыграл Т-антиген. Я всегда просила своих студентов, работая с SV40 и Т-антигеном, проявлять осторожность, даже если вирус редко вызывает рак у человека или такого вообще не происходило. Однако дозы, с которыми работают в лабораторных условиях, чрезвычайно высоки по сравнению с существующими в природе. Меня этот вопрос всегда волнует, и я считаю, что применяемые в лабораториях химические соединения являются потенциальными канцерогенами и могут провоцировать развитие рака. Возьмем, например, пипетирование ртом (что сегодня себе просто невозможно представить). У моего коллеги развилась опухоль ротовой полости. На протяжении ряда лет он работал с онкогенным вирусом SV40 и практиковал пипетирование ртом. Связано ли это с образованием у него опухоли? Есть записи в истории болезни, но нет убедительных доказательств такой взаимосвязи. Чтобы можно было отказаться от пипетирования ртом, разработали резиновую грушу, которая в силу ряда причин всегда красного цвета. В настоящее время выпускаются автоматические пипетки, поэтому пипетирование ртом запрещено.

Исследователь Ханс Аронсон, проводя исследования в берлинском исследовательском институте, использовал пипетирование ртом, в результате чего «пригубил» токсины дифтерии и умер. Жена Ханса Аронсона была совершенно потрясена его смертью и, убитая горем, учредила премию Фонда Аронсона. Мне рассказывали, что эта женщина носила обувь с бриллиантами, но оказалась не силах перенести смерть мужа, стала морить себя голодом и умерла. Ее племянница пережила еврейские погромы в Германии и в 1987 г. присутствовала на вручении мне премии Фонда Аронсона за исследование рака. На эти деньги я купила мини-орган с лабиальными трубами, двумя клавиатурами и полноценной педальной клавиатурой, поскольку эту премию я должна была потратить только на хобби, а не на исследования. Несколько десятков лет у меня совершенно не было времени музицировать – именно это мне предрек коллега, когда я только начинала работать в Цюрихском университете. Но сейчас, после ухода в отставку, можно попробовать еще раз!

История с Т-антигеном SV40 имела продолжение. Этот антиген вызывает развитие рака у животных, и поэтому он стал предметом исследований многих ученых, которые хотели получить более полное представление о раке. Речь шла об одном гене, но никто не ожидал, что выяснение его роли в развитии рака окажется очень сложным занятием. В 1971 г. президент США Никсон, воодушевленный успешной реализацией космической программы, «объявил войну раку» в рамках принятого Национального закона о раке. Просто он полагал, что благодаря техническому прогрессу удастся справиться с раком, так же как получилось полететь на Луну. Было положено начало исследованиям Т-антигена. Однако Никсон оказался неправ. Проводимые исследования до сих пор не позволяют понять, как один белок выполняет такое количество разнообразных функций – сотни функций. Он почти всемогущ. И что хуже всего – я полагаю, он опасен для работы в лаборатории.

Ретровирусы показали исследователям направления, где искать онкогены. Благодаря этому примерно 50 лет назад начались молекулярные исследования рака. Моя группа тоже вела подобные исследования. Нам невероятно повезло, и мы одним махом «выудили» семь онкогенных белков – почти сказочная удача. А произошло это следующим образом: под эгидой Европейской организации по молекулярной биологии (ЕМБО) я организовала лабораторный учебно-практический курс по вирусам и онкогенам для 30 студентов практически со всей Европы и США. Наш американский гость Мэтте Стрэнд продемонстрировал новую для студентов и для нас технологию производства моноклональных антител. Мы осваивали эту технологию, одновременно познавая ее, – вот еще один интересный способ совершенствоваться.

Сейчас это уже стандартная технология. В университетских сервисных центрах даже бесплатно производят моноклональные антитела по спецификациям заказчиков. Принцип производства моноклональных антител заключается в слиянии двух клеток: одной из линии «бессмертных» раковых клеток, полученных из опухоли так называемой множественной миеломы или плазмацитомы, и клетки селезенки иммунизированных мышей, на базе которых получают антитела. Получившиеся в результате такого слияния клетки проходят селекцию, из них отбирают отдельные клетки, которые размножают. В результате получается единичный клон идентичных клеток, производящих очень специфичное антитело к специфическому антигену (эпитопу). Вот почему такие антитела называются моноклональными. Мышиные антитела можно «адаптировать» для человека и использовать в качестве основы для высокоспецифических противораковых терапий. Названия таких препаратов заканчиваются на «-мАб», что означает «моноклональное антитело», и это наиболее эффективные способы раковой терапии из имеющихся в настоящее время.

Мою коллегу так вдохновила эта новая технология, что она продолжила получение моноклональных антител (которые она практически раздаривала коллегам) к большинству необычных антигенов, в частности различных поверхностных белков трипаносомы, которая является причиной нарколепсии. Мы попробовали получить моноклональное антитело к одному онкопротеину – но у нас ничего не вышло. Полученное антитело распознавало «не ту часть» белка, не онкогенную (она оказалась слишком консервативной и не иммуногенной). И все же эта часть оказалась универсальной для десятка других онкогенов, и у нас оказалась «удочка» для их «ловли». Однажды жарким летом мы просидели весь день и всю ночь, описывая эти многочисленные онкогены, и не справились с объемом информации. В науке это редкий случай; ни с моими коллегами, ни со мной такого больше никогда не случалось.