Александр Мясников - Энциклопедия доктора Мясникова о самом главном. Том 2

Ах, Заболоцкий!

Так, назад к живописи! Но настоящих страсти у меня две: итальянцы эпохи Возрождения и импрессионисты. Великие итальянцы – это чудо, которое досталось нам за какие-то неведомые заслуги перед Богом! Сколько городов разрушено, сколько народов исчезло с лица Земли за последние 500 лет, а нам оставили возможность смотреть на эти волшебные полотна! Смотришь и веришь, что жизнь бесконечна, что смерти нет, что и Добро, и Зло – неотъемлемые части нашего Бытия, но Добра всегда больше…

И импрессионисты. «Производящие впечатление», в грубом переводе. Можно нарисовать красавицу в пышном платье, а можно всего лишь два блестящих лукавых глаза за приспущенной вуалью, обозначенной небрежными мазками. И мы дальше сами додумаем такое, чего никакому самому искусному портретисту передать не по силам! Пробудить воображение, заставить додумать весь образ по нескольким прорисованным деталям – как такое удалось кучке нищих полуголодных, полупьяных художников, чьи имена мы сегодня произносим с благоговением?! Бывший таможенник Клод Моне, Гоген, бросивший ради живописи все и уехавший творить и умирать на Таити, застрелившийся бедный сумасшедший Ван Гог, родовитый Тулуз-Лотрек, также бросивший все из-за своей неистовой страсти к живописи и умерший совсем молодым в полной нищете, подкармливаемый проститутками с Пигаль…

По дороге из Парижа в Руан километров через 60 будет скромный указатель – «Живерни». Многим нашим туристам это слово ни о чем не говорит, и они мчатся мимо – впереди Руанский собор, элитные пляжи и казино Довиля, невероятный Монт Сент-Мишель! А свернуть стоило, еще как стоило! В считаных километрах от трассы стоит дом, в котором жил и творил Клод Моне. Добро бы просто дом – далеко не всегда подобные дома-музеи сохраняют дух хозяина. Но там, через небольшой тоннель под шоссе, когда-то грубо проложенное, прямо через территорию бывшей усадьбы какого-то месье Моне, попадаешь к тому самому пруду, где расположен легендарный мостик и не менее легендарные лилии. Хотя говорят, что вроде как тогда тут была узкоколейка и Моне просто арендовал болотистый участок за ней. Но точно – кто знает. Дорожники – во все времена дорожники, где взбредет, там и прокладывают. Смотришь на эти лилии, и мозг накладывает увиденное с детства знакомое изображение – и голова идет кругом! Многое там изменилось со времен Моне: разрослись вязы и клены, выросла бамбуковая, непонятно кем высаженная роща… Но очарование этого места такой неистовой силы, что кажется, что ты и сам можешь тут творить, что это совсем просто: берешь кисточку, и рука сама выведет эти отражающиеся в пруду багровые листья и проступающие сквозь их дрожащие изображения драгоценные бело-розовые точеные лилии… М-да, если бы!

Ну а дом совсем скромный (мы же не сравниваем его с хижиной Гогена или комнатой Ван Гога в Арле, изображение которой он нам оставил…)

В начале 90-х годов мне довелось работать медицинским офицером «международной организации по миграции», сокращенно МОМ. В Москве она занималась организацией отъезда эмигрантов в США. Все желающие получить эмигрантскую въездную американскую визу должны были пройти медицинскую комиссию: эмигранты со СПИДом, туберкулезом и проч. США не нужны! (Вот пример истинной демократии, ну ладно Россия, отсюда в те годы «беженцы» были липовые, такая «колбасная эмиграция», а если людей реально в некоторых странах изничтожают, что им ждать, пока туберкулез вылечат?!).

В мои обязанности входило медицинское сопровождение во время полета стремящихся в Америку. Формировался так называемый медицинский рейс, на который определялись все, кому во время долгого перелета могло стать плохо – люди уезжали семьями, со стариками и хроническими больными. Как правило, летел чартер, хотя бывали и регулярные рейсы. Летать приходилось часто, иногда раз в неделю, чему я тогда очень радовался, так как платили именно за рейс, и тогда это было единственным источником дохода! Хотя раз в неделю слетать куда-нибудь в Лос-Анджелес или Майями физически было ой как не легко!

Во время медосмотра также определялось: какие медикаменты могут понадобиться пациенту на борту, потребность в кислороде, кому необходимо сразу 3 места, чтобы человек мог лечь, а кто полетит на носилках (носилки – это значит надо «закрыть» 9 мест – три ряда по три места). Между медосмотром и собственно рейсом могло пройти и 2 и 3 месяца, поэтому на посадке мы часто сталкивались с неожиданностями: то привозили бабушку с одышкой и отеками (её срочно госпитализировать надо, куда там лететь!), то кто-то за это время инсульт перенес, и в воздух ему еще рано… Представьте, люди продали квартиры, со всем скарбом, кошками и собаками приехали в чужую им Москву, добрались в аэропорт, а я им заявляю, вы не летите, обращайтесь в МОМ, где вам назначат новый медосмотр и новую дату вылета! Такое разыгрывалось! Бывали и другие обстоятельства.

Как-то в Шереметьево, уже после паспортного контроля, обратил внимание на громко спорящую семью. Что это «мои» – сомнений не было: в руках у каждого большой пакет с надписью МОМ (там запечатаны рентген и все медицинские документы). Мама, папа, их пожилые родители и дочка 17–18 лет. Дочка плачет и кричит, что никуда не полетит! Она успела за этот месяц влюбиться и теперь уезжать не хочет, а родители, естественно, поступают, как все родители («Ты что, у тебя это блажь, таких еще сотня будет, здесь тебе ничего не светит, а там жизнь вся для тебя открыта», ну и т. д.!).

Посочувствовал про себя я этой дочке и прошел мимо, как поется в песне «Если на свете мужество – каждый решает сам!». Так что вы думаете, девчушка решила! Где-то через час подбегает ко мне та мамаша и кричит: «Пропала, нет ее нигде!». Стали искать – оказалось, сбежала! Пограничница на контроле подтвердила: «Да, выпустила я ее, формально задерживать не могла, она еще гражданин России». Семья в глубоком шоке, а весь персонал Шереметьево радостно шушукается – гордятся девочкой и переживают за нее. Я потом узнал, что там целая стихийная операция женского персонала была по воссоединению влюбленных – ее и на другой этаж по служебному входу провели, и пограничнице все объяснили, и даже в свою машину посадили – тогда частники у Шереметьева «мутные» были… А семья улетела, обещала получить документы и за ней вернуться. Не знаю, как дальше сложилось, очень верю, что хорошо!