Сергей Гладков - Энциклопедия умного сыроедения: победа разума над привычкой

Едиными организмами живут, например, крысиные семьи. В них более сильные особи помогают более слабым, кормят их и даже уступают своих брачных партнеров! Что не мешает им, однако, поедать детенышей из соседних родов.

В волчьей стае, несмотря на частое выяснение отношений, волки никогда не наносят друг другу увечий – все сводится к демонстрации угрозы сильного слабому. Сильный никогда не тронет сдавшегося – подставившего шейную артерию. Это, между прочим, предполагает способность слабого оценить свои шансы и суметь вовремя сдаться – качество, которое человечеством в значительной степени утрачено.

Сдаваясь, более слабый как бы жертвует свою личность в пользу более сильного, а далее по индукции – единому бытию стаи. От этого выигрывают и сильные, и слабые. Биологический потенциал стаи не расходуется зря и применяется по назначению.

У птиц система сдачи на волю сильного отсутствует. Например, голуби, традиционно символизирующие мир и сотрудничество, могут методично заклевать до смерти побежденного соперника. Однако и у птиц можно наблюдать выраженное сотрудничество и взаимодействие во время сезонных перелетов, то есть в ситуациях, когда должны быть использованы все резервы, иначе неминуема гибель. Птицы очень организованно сменяют друг друга в перелетном косяке и подчиняются воле вожака.

Таких примеров в биологии имеется великое множество. Грибы сотрудничают с водорослями, птицы чистят зубы крокодилам. Эти факты только на первый взгляд кажутся курьезными и разрозненными. На самом деле они являются проявлением важного закона природы, в результате действия которого формируется и развивается природная среда – всеединство жизни, питающее и поддерживающее каждый живой организм.

Этот закон природы можно было бы попытаться сформулировать так.

Единство живой природы строится путем подчинения (жертвы) своего интереса как индивидуального существа в пользу своего же интереса как общественного (объединенного) существа.

Обратите внимание на разницу между этим законом и вульгаризированным представлением о принесении себя в жертву! В природе жертва себя не означает самоубийства. Она означает переориентацию усилий. Такая жертва становится естественной и оправданной, если посмотреть вокруг и на себя самого глазами единого организма Жизни. От такого переключения восприятия, гештальта, выигрывают и индивидуальный организм, и природная среда в целом.

Попытка сохранения индивидуальности любой ценой приводит к утрате взаимосвязей с природным целым – энергетических и информационных, остановке развития и физической гибели существа.

Если же вы смотрите на себя самого как на часть Природы, имеющую свои собственные права, то не станете причинять вреда ни себе, ни другим. Вы будете стараться оптимизировать ситуацию, минимизируя зло в масштабах всей Природы.

Однако для того, чтобы удерживать в себе этот достаточно «тяжелый» взгляд всей единой Природы, живое существо должно затрачивать значительное количество своего информационного ресурса. Постоянное созерцание целого – довольно трудоемкая задача, требующая освоения высоко абстрактных поведенческих функций и развитого мышления. Поэтому чем примитивнее организм, тем меньшее количество времени он способен проводить в объединенном состоянии. И поэтому жизнь идет путем циклического объединения-разъединения, частота которого нарастает в процессе эволюции.

Высокоразвитые природные организмы состоят из дифференцированных, специализированных клеток, каждая из которых выполняет свою уникальную функцию. Даже без какой-либо одной из этих функций макро-организм заметно теряет в жизненности. Так что все клетки организма, как бы они ни различались, важны для Целого. И у них есть равные права на питание, дыхание и очищение. Они принимают от нервной системы управляющие сигналы и через нее же сигнализируют о своих нуждах.

На этом равенство заканчивается! Относительное влияние клеток или органов пропорционально важности тех жизненных функций, которые они выполняют. Но от этого различия никто не страдает – наоборот, весь организм выигрывает.

Клетки печени или желудка не пытаются указывать мозгу, что ему делать. Их функция – переваривать пищу, посылать информацию мозгу и подчиняться его сигналам. А уж на основании этой информации мозг принимает решения. Например, чем заняться всему организму: прилечь отдохнуть или отправиться на поиски пищи.

А вот сообщества патогенных бактерий и близкие к ним по духу раковые опухоли вполне «демократичны». В них все члены более-менее одинаковы и заняты только одним: ухватить для себя как можно больше, не заботясь ни о чем другом. Они ничему не подчиняются и уважают только силу. Именно для обуздания таких клеток организм должен создавать и держать наготове иммунную систему. Патогенные бактерии и раковые клетки не признают существование Целого и своим поведением всячески стараются разрушить любое проявление организованности и конструктивного взаимодействия.

Демократия часто превращается во власть безликой толпы, за которой стоит некто, умело дергающий за ниточки в своих личных интересах. Многочисленные протестные движения современного общества стартуют в социальных низах и приводятся в движение низшими инстинктами, но направляются ловкими манипуляторами. К таким протестующим позднее притягиваются уже люди с самым различным уровнем благосостояния или образования, объединяемые именно отрицанием организующей роли Целого. И тогда на сцену выходят злые гении. Такая «демократия» – это всегда апофеоз индивидуализма и эгоизма, конец развития и начало деградации.

Пытаться внедрить демократию в среду неразвитых существ – это преступная ошибка, за которой всегда прячется корыстный интерес.

И на уровне живых клеток, и на более высоких этажах жизни действуют одни и те же закономерности, одни и те же способы организации. Человек, в свою очередь, сам является всего лишь клеткой социального организма, если смотреть на него с высоты общества в целом. Можно выделить три способа взаимной координации и управления, которые присутствуют в любом живом организме. В костно-мышечной системе всегда присутствует «палочная» дисциплина. Мы не позволяем своим ногам идти туда, куда они захотят – мы сами принимаем решение об этом. Это – аналог восточной деспотии, которая устанавливается, когда основная масса населения неразвита, а коммуникации практически отсутствуют.

Своим внутренним органам мы уже позволяем изрядную долю самостоятельности: они способны работать автономно. Мы решаем, что съесть на обед, а переваривание пищи – это уже зона ответственности желудка и печени, область их суверенитета. Это – аналог демократии по римскому и американскому сценарию. Народ обязан подчиняться закону, но цезарь и сенат стоят выше любых законов.