Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Когда открылась навигация 1898 г., Любовь Карповна по моим настойчивым приглашениям приехала навестить меня. К этому времени я остался в Ладоге один. Сестра Женя в Полтаве держала экзамен за курс гимназии на аттестат зрелости. Всю необходимую ей помощь и заботы о ней взял на себя брат Сергей. Он был тогда преподавателем физики и математики в Полтавской женской гимназии.

В этот весенний приезд Любови Карповны мы решили, что я к осени перееду на работу в Петербург, а она на всё лето уже взяла на себя обязательство по окончании курсов лекарских помощниц поехать в Сибирь для медицинского обслуживания переселенцев, сопровождать их партии по Оби.

Во время пребывания у меня Любови Карповны я написал статью о переписке молодого Карла Маркса со своей будущей женой и перевёл только что появившиеся тогда в печати письма Маркса и передал в «Научное обозрение» [65] Научный и общественно-политический журнал, издававшийся в 1894–1903 в Петербурге. В нём сотрудничали В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, К. Э. Циолковский. , где благодаря Любови Карповне этот материал и был помещён в 1898 г. В течение всего лета мы активно обменивались письмами, и я испытывал тревогу, если почему-либо долго не приходило писем из далёкой Сибири. В письмах мы окончательно решили соединить наш дальнейший жизненный путь.

Ранней весной 1897 г. ко мне в Ладогу приезжал повидаться со мною брат Сергей. Я возил его, большого любителя природы, страстного охотника, специально занимавшегося в Киевском университете геологией, бывшего участника и даже руководителя геологических экскурсий, по самым интересным местам Новоладожского уезда. Показывал ему очаровавшие меня берега Волхова в районе порогов и плитных обнажений; ездил в леса по реке Сяси; в чащи зарослей по узкой щели реки Шальдихи, крутые берега которой сложены из девонских и ниже лежащих силлурийских плитняков; возил его на парусной лодке по бурным волнам Ладожского озера, — но я не мог завоевать его внимания и восторгов к окружающей меня природе. Скучным и однотонным казалось ему бледное, белесоватое северное небо. Не идущими ни в какое сравнение с южными дубовыми рощами, с их богатой, буйной подбивкой цветами, не могли идти, на его взгляд, бедные и убогие ладожские леса. Он не разделял и отказывался понимать моё восхищение северным ландшафтом, природой, везде неисчерпаемо богатой своими видами, своим непостижимым для меня обаянием. Перед тем, как окончательно оставить Новоладожский уезд, я воспользовался кратковременным отпуском и навестил своих родителей.

После окончания университета я первый раз побывал на родине. Мне определённо хотелось не только увидеть отца и мать, привязанность к которым у меня всегда была очень глубока, неизмеримо крепка, но и доставить им некоторое удовлетворение видеть меня врачом, особенно моему отцу, который с такой настойчивостью и решимостью, преодолевая все трудности и помехи, определил нас в гимназию и поставил на путь к университетскому высшему образованию. Я привёз в подарок брату неразлучного спутника моих новоладожских прогулок, моего великолепного сеттера Нерона. Впрочем, в качестве охотничьей собаки он оказался мало пригодным. Слишком много страсти вкладывал он в охоту, гоняясь за утками и другой дичью, вместо холодной выдержки.

Вернувшись в Новую Ладогу, я довольно быстро подготовил к сдаче свои дела в уездном земстве, собрал и взял с собою накопленные материалы и в августе уехал в Петербург. Уезжая, я с грустью покидал мои комнаты в доме с зелёными ставнями на Старой Канаве. Глубокую признательность увозил я к заботливой и великодушной своей хозяйке Марье Андреевне. Она помогла мне устроиться с квартирой и в Петербурге, когда после тщетных поначалу усилий и поисков нашёл я, наконец, квартиру из двух комнат и кухни в пределах моего нового санитарного участка на Химическом переулке за Нарвской заставой, рядом с Тентелевским химическим заводом, во втором этаже деревянного дома.

Покидая Новую Ладогу, я невольно задавал себе вопрос, в какой мере выполнил я те задачи, которые выдвигались передо мною в процессе работы, что дал я санитарному делу в Новоладожском уезде и что получил, каким опытом обогатился сам? Основной пробел в моей работе состоял в том, что я не охватил своей деятельностью самый город Новую Ладогу: не проводил в нём систематического осмотра всякого рода предприятий торгового и промышленного характера, таких, как булочные и хлебопекарни, места торговли съестными припасами, ремесленные мастерские. Правда, все эти предприятия были незначительных размеров и играли очень малую роль в условиях снабжения населения здоровыми пищевыми продуктами.

Так же точно не включил я в число своих задач изучение и улучшение уличного благоустройства и жилищного строительства. Не успел я осуществить и многое другое, чем планировал заняться в последующее время, но покинул уезд раньше, чем смог выполнить свои планы. Отсрочить отъезд из Новой Ладоги означало бы потерять представившуюся возможность воспользоваться освободившимся местом санитарного врача в промышленном пригороде Петербурга.

Наиболее ценным опытом, которым обогатила меня работа в Новой Ладоге, было реальное представление о бедствиях и страданиях, причиняемых натуральной и «чёрной» оспой и её эпидемическим, или вернее эндемическим распространением при отсутствии правильной организации противооспенных прививок. Понимание огромного ущерба здоровью населения от натуральной и «чёрной» оспы заставило меня серьёзно отнестись к выработке системы оспопрививания и практическому её проведению в жизнь земской врачебной организацией. Эта система, за которую я настойчиво боролся в последующей моей санитарной работе, в очень сжатой форме выражена в моей книге «Очерки земского врачебно-санитарного дела» (СПб, 1903 г.). Сейчас высказанные в книге положения кажутся само собой разумеющимися, но в то время, когда они писались, они являлись новым словом, нуждавшимся в признании и внедрении в практику.

Исходя из опыта, приобретённого в Новой Ладоге, намечал я задачи, которые предстояло решать в Петербурге. Но новая обстановка, новые условия, новые задачи вызывали у меня сомнения, сумею ли я справиться, окажусь ли достаточно подготовленным, пригодным для новой работы.

Прежде всего, представлялось мне, необходимо ознакомиться, путём непосредственного обхода и сплошных осмотров, со всеми частями моего санитарного участка, со всеми фабриками, заводами, мастерскими и торговыми предприятиями на его территории и тщательно изучить все доступные печатные и отчётные материалы о населении. Опыт работы в Новоладожском уезде научил меня, что для большей эффективности санитарного надзора необходимо постоянно иметь перед глазами подробную карту всех населенных пунктов с имеющимися в них лечебными, акушерскими и фельдшерскими учреждениями, промышленными предприятиями, почтовыми станциями и пр., а также реками, каналами, пристанями и другими местами скопления рабочих, которые должны учитываться в работе санитарного врача. Не сразу, а постепенно я для личного пользования составил и сам вычертил такую карту уезда. Теперь для ориентировки в своём районе я пытался достать план пригородного участка в губернской или уездной управе. Но плана в таком масштабе, чтобы можно было на него наносить отдельные здания, в земстве не было. Случайно я увидел такой план в кабинете полицейского пристава, пригласившего меня, как санитарного врача, принять участие в обсуждении вопроса об отведении места для крупных складов старого тряпья, собиравшегося тряпичниками во всём Петербурге. Я попросил дать мне для ознакомления этот план на вечер, до утра. За ночь я успел перечертить план на кальку с нанесением на неё всех улиц, водных протоков, промышленных предприятий и жилых домов. План этот много облегчил мою работу в участке, и я постоянно и настойчиво рекомендую санитарным врачам изготовлять для своей работы план района своей деятельности. Ежедневно и систематически, по много часов, занимаясь поуличным осмотром всего участка, я в короткий срок хорошо узнал его.